Психотерапия меланхолии и депрессии. Меланхолическая депрессия

Меланхолические депрессии сопряжены с высоким суицидальным риском, хотя суицидальные мысли и дей­ствия не зависят всецело от тяжести депрессии.

К истинным меланхолическим депрессиям в тради­ционном понимании всегда относили тяжелые депрессии с типичными соматовегетативными прояв­лениями (так называемая витализация депрессивного аффекта вплоть до непереносимой боли, тяжести или жжения в груди), с необычайно тягостным, несопостави­мым с обыденным опытом, тоскливым или тоскливо-тре­вожным изменением настроения, с заторможенностью вплоть до ступора или возбуждением вплоть до раптуса, угнетением витальных влечений (либидо, аппетита) и по­буждений к деятельности. Характерны суточные колеба­ния с утренними ухудшениями состояния.

Содержание переживаний определяется идеями малоценности, самоуничижения, самообвинения, иногда осуждения, ипохондрическими образованиями. Пси­хопатологическая структура депрессивных идей не является безусловным дифференцирующим признаком «простых» и «меланхолических» депрессий. Здесь воз­можны и сверхценные, и бредоподобные (типа метафоризации переживаний), и собственно бредовые идеи. Более существенным является витальная напряжен­ность депрессивного аффекта, а также полная погло­щенность депрессивными переживаниями.

Меланхолическим депрессиям присуще общее сни­жение реактивности по отношению к окружающему, от­решенность от внешней ситуации. На биологическом уровне снижение реактивности может проявляться от­сутствием реакции на стандартные дозы антидепрессан­тов и иных лекарственных средств. В последнее время такого рода тяжелые депрессии становятся относитель­но редкими. Между тем к «меланхолическим» в американской систематике стали относить состояния «с характерными соматическими симптомами». С та­кой подменой понятий согласны отнюдь не все севе­роамериканские . Само по себе выделение «ха­рактерных соматических симптомов» требует уточнения, поскольку соматовегетативные проявления в разной форме свойственны практически всем вариантам депрессий, а «многочисленные соматические жалобы» как раз не характерны для ме­ланхолических депрессий: напротив, при меланхолии, витальной депрессии жалобы как таковые зачастую от­сутствуют. Кроме того, к числу соматических симпто­мов неправомерно отнесены действительно присущие депрессии утрата интересов (т.е. мотивационный фено­мен) и наряду с этим ангедония. Последняя, хотя и счита­ется характерным симптомом депрессии, но, во-первых, не специфична для нее, а во-вторых, скорее имеет отно­шение к эмоциональному тону любой деятельности, а не к собственно соматическим функциям.

Видео:

Полезно:

Статьи по теме:

1. Структурные особенности депрессивного синдрома при биполярном и униполярном депрессивных расстройствах имеют различия преимущественно при первых...
2. Депресии после инсульта варьируют от умеренно выраженных тревожно-депрессивных состояний до депрессий ме­ланхолического типа. В специальной...
3. При появлении у пациента после маниакальных эпизодов депрессивных эпизодов выносится диагностическое заключение биполярное расстройство. В...
4. Проведено исследование, доказавшее, что сочетание тревоги и депрессии ухудшает исходы сердечной недостаточности....
5. Психогенные депрессии в последнее де­сятилетие рассматриваются в рамках дистимии, т.е. хронической депрессии умеренной выраженности с...
6. Неоднократно повторяющиеся, так называемые ре­куррентные депрессии правомерно рассматривать в едином ряду с депрессивными фазами биполярного...

Плохое расположение духа присуще людям испокон веку. Этим никого не удивишь. Мало ли чего может случиться, когда вдруг испортится настроение. Допустим, получил какое-либо плохое известие, или вроде бы такая мелочь: нечаянно вылил(а) на брюки (платье) кофе. Мимолетное происшествие, а оставило неприятный осадок в душе. Нередко в таких случаях шутливо говорят, что «сегодня не с той ноги встал».

Душевными переживаниями можно страдать с детства, когда внешние неблагоприятные факторы, допустим, постоянное «жужжание» родителей, что ребенок делает все не так, накладывается на особенности психики малыша.

Такое тоскливое настроение «всерьез и надолго» древние греки назвали меланхолией. «Отец медицины» врач Гиппократ считал, что этому способствует желчь - специфическая темная жидкость, вырабатываемая печенью и накапливающаяся в желчном пузыре. Избыток ее разливается по всему организму и действует удручающе. Человек становится вялым, пассивным, ничего не хочется делать, одолевают мрачные мысли, мучает чувство одиночества и своей никчемности. Углубил теорию меланхолического настроения римский медик и философ Гален.

Такой взгляд на причины происхождения и развития меланхолии продержался в европейской науке почти две тысячи лет. Английский философ Роберт Бёртон в 1621 году написал обширный труд «Анатомия меланхолии». В нем с разных точек зрения рассмотрена сущность болезни.

Некоторые его рассуждения теперь вызывают лишь улыбку, например, что меланхолическое настроение провоцируют колдовство, дурные приметы и «неправильное» расположение звезд. Но труд его ценен хотя бы тем, что показывает историю развития предубеждений и медицины в отношении этого заболевания.

В России меланхолию называли «хандрой» или на английский манер «сплином», считали ее уделом особ из высшего общества. Достаточно вспомнить пушкинского Евгения Онегина, которым завладела «русская хандра», когда он стал «угрюмым, томным», а женщины перестали его волновать. Но это уже социальные признаки проявления меланхолической болезни, ярко показанные в романе И.А. Гончарова «Обломов». С его легкой руки их стали именовать «обломовщиной».

В наши дни меланхолию уже не связывают с желчью. Некоторые медики считают, что в этом «виноваты» индивидуальные особенности личности, ее темперамент. Даже при малейшей неудаче такие люди глубоко переживают (аффективные проблемы), но внешняя реакция на неблагоприятные факторы у них вялая. Они эмоционально неустойчивы, а потому легко ранимы. Этот тип темперамента русский физиолог Павлов считал слабым.

Иные считают меланхолию признаком серьезного психического заболевания, поводом для него служит депрессия. Принятые в настоящее время международные классификации психических заболеваний (DSM, ICD) характеризуют меланхолическое состояние как «тревожное расстройство личности». Это уже психоз, который необходимо лечить.

Важно знать! Если человек мнительный и глубоко переживает свое невезение, это совсем не значит, что он слабая, безуспешная личность. Многие известные ученые и творческие люди были меланхоликами, но сумели проявить себя ярко. Например, Чарльз Дарвин, Николай Гоголь, Петр Чайковский.

Причины возникновения меланхолии

В психиатрии существует понятие «меланхолическая депрессия». Это когда свои личные проблемы так убивают, что появляются мрачные мысли, нередко о суициде. По проведенным недавно в России исследованиям, до 15% работоспособных женщин страдает такой формой психического расстройства. Среди мужчин депрессивных на 5% меньше. Разница небольшая, но она свидетельствует о более ранимой женской психике. Представительницы прекрасного пола дольше и глубже переживают свои жизненные неудачи.

Причинами меланхолии могут быть:

• Врожденная меланхолия . Связана с неправильным внутриутробным развитием плода, когда мать вела нездоровый образ жизни. Уже на эмбриональном уровне «человечек» все слышит, и если женщина не хотела рожать, эти тревожные мысли передались дитяти. От слишком старых родителей тоже может родиться меланхолическая личность.
• Темперамент . Когда кто-то из родителей или оба меланхолики. Высока вероятность, что ребенок будет таким.
• Различные депрессивные состояния . Тут следует выделить меланхолическую депрессию, которая сопровождается тоскливым, крайне мрачным настроением, когда появляются мысли о своей никудышности и суициде.
• Резкие перепады настроения . Такие факторы меланхолии служат признаком биполярного расстройства первого и второго типа. Разница между ними в том, что при последнем не возникает навязчивого маниакального состояния, опасного тем, что может быть предпринята попытка суицида.
• Психические расстройства . Наследственного характера или приобретенные в процессе жизни. Допустим, шизофрения может сопровождаться мрачными мыслями, нелюдимостью, упадническим настроением.
• Тяжелая и длительная болезнь . Она изматывает физически и психологически. Появляются тяжелые думы, может развиться депрессивное меланхолическое состояние.
• Старость . С возрастом в организме происходят необратимые процессы. Человек становится уже не таким быстрым и ловким, донимают болезни. Это влияет на психику. Нередко настроение становится грустным - меланхолическим.
• Страх . Когда в силу психических особенностей в душе постоянно присутствует боязнь. Например, влюбиться или жениться, неверие во что-то новое. Это серьезный критерий меланхолического настроения.
• Комплекс неполноценности . Когда человек не верит в собственные силы, считает себя ущербным и отдает свою судьбу на волю других, это, в конечном счете, его угнетает. Он страдает и мучается от осознания своей слабости, становится меланхоликом.
• Социально-этические проблемы . Связаны с мировоззренческими проблемами. Допустим, отсутствие веры в социальный прогресс, что люди могут поступать по совести, а не из-за выгоды, делает человека скептиком. Такие взгляды ведут к упадническому настроению - меланхолии.
• Пессимизм . Духовное развитие приводит к мысли о смерти, что все в мире временно и недолговечно. Впереди у всех только гроб и могила. Такие «черные» думы не что иное, как тяжелое психическое заболевание - меланхолическая депрессия.
• Нереализованная страсть . Допустим, безответная любовь. Она жжет, пылает, а ответного чувства нет. Наступает депрессивное меланхолическое состояние, если надолго, это уже психоз, который требует неотложного лечения.
• Глубокие душевные переживания . Среди них подавляющее большинство негативных. Например, зависть, печаль, гнев, алчность развращают душу, нередко приводят в подавленное состояние.
• Алкоголь и наркотики . Алкоголизм и наркомания в буквальном смысле убивают психику, когда мысли становятся мрачными, несовместимыми с жизнью. Такие люди становятся меланхоликами и нередко кончают свою жизнь самоубийством.
• Азартные игры . Пагубная страсть нередко заканчивается крупным проигрышем. Такие люди постоянно в плохом настроении, думают только о том, как бы достать деньги. На этом фоне развивается пессимизм и меланхолия.

Важно знать! Меланхолия может иметь как естественные, биологические, так и социальные причины. Однако все они кроются в психологических особенностях личности.

Основные симптомы меланхолии у человека

Как проявляется «черное» настроение в жизни? У разных категорий - детей, взрослых и стариков - симптомы меланхолии соответствуют их возрасту. Рассмотрим это подробнее.

Симптомы меланхолии у детей

Часто дитя-меланхолик цепляется за маму, потому что боится остаться наедине с незнакомыми, например, в детсаду. Для него период адаптации в садике проходит очень непросто. Родителям и воспитателям следует быть внимательными к таким «капризунчикам» и уметь найти с ними общий язык.

С другой стороны такой ребенок послушен, когда он освоится в детском садике или в школе, проблем с поведением у него не будет. К положительным чертам маленьких меланхоликов следует отнести трудолюбие. Они очень ответственны к порученному делу, всегда стараются довести его до конца. Такие дети творчески одарены, если развивают свои способности, нередко становятся выдающимися людьми, допустим, писателями, художниками или композиторами.

Однако у них есть и слабые стороны. Они редко проявляют инициативу, бывают замкнутыми, а потому далеко не всегда можно «растормошить» их на дружеское общение. Но если уж такой ребенок к кому-то привязался, ради дружбы может даже пожертвовать своими интересами. А потом очень разочаровывается, когда в ответ не получает такой же отдачи. Особенно это становится заметным в подростковом возрасте.

Важно знать! Чтобы симптомы меланхолии у ребенка не переросли в настоящую болезнь, не нужно его беспрестанно ругать и укорять, допустим, за «сопливость». Необходимо поощрять лучшие черты характера малыша, тогда он вырастет здоровой, не подверженной меланхолическим припадкам личностью.

Симптомы меланхолии у взрослых

Явными симптомами меланхолической депрессии могут служить: сухая кожа, расширенные зрачки, резкое похудение, плохое пищеварение. Другими приметами являются:

1. Гипотимия . Когда постоянно плохое настроение. Человек ничего хорошего вокруг себя не видит и зациклен на негативных переживаниях. Он не способен настроиться на позитивное общение. Нередко это связано с раздумьями о собственной пустоте. На этом фоне возникают мысли о суициде.
2. Апатия и вялость . Характеризуются отсутствием энергии. Внешне проявляются в полном равнодушии, безразличии ко всему, даже к удовольствиям. Человека не вытянешь, допустим, в кинотеатр или ресторан. Копание в своем «мысленном» гардеробе для него самое главное. Если что-то делается, то спустя рукава. Есть не хочется, даже лень сходить в туалет. В этом случае говорят о витальном аффекте, когда снижены все физиологические потребности.
3. Ощущение вины . Сложное психологически необъяснимое чувство. Человек сам себя во всем винит, даже в том, что родился на свет. Он «без вины виноват» и сам это сознает.
4. Накручивание проблем . Когда создаются трудности на ровном месте. Например, выйти в магазин за хлебом представляется сложным делом, потому что нужно одеваться да еще идти.
5. Заторможенность действий . Допустим, нужно что-то сделать, об этом немало думается, но проходит много времени, прежде чем дело начнет решаться.
6. Постоянное желание поспать . Даже полноценный сон не избавляет от намерения прикорнуть через несколько часов после пробуждения.
7. Плохая собранность . Мысли постоянно в «разъезде», и тяжело сосредоточиться.

Важно знать! Если личность долгое время в угнетенном состоянии, когда кажется, что жить неинтересно, значит, развилась меланхолическая депрессия. Тут необходима помощь врача.

Симптомы меланхолии у стариков

Нередко пожилые люди одиноки, дети уже выросли и «разлетелись», это тоже немаловажный фактор переживаний. Любое отклонение от уже устоявшегося образа жизни для них стресс, который приводит к развитию меланхолической депрессии.

Важно знать! Чтобы старые люди на склоне своих лет не впадали в меланхолическое состояние, необходимо уделять им не дежурное, а истинно теплое, человеческое участие.

Особенности борьбы с меланхолией

Не всегда требуется лечение меланхолии в стационарных условиях. Легкую хандру, когда одолевают грустные мысли, просто необходимо встряхнуть. Стоит лишь придерживаться немудреных советов.

Самостоятельные способы борьбы с меланхолией

Как бороться с меланхолией своими силами:

• Главное, постараться быть на людях. Избавиться от своей хандры среди них значительно проще, чем в «гордом» одиночестве. Женщинам хорошо заняться аэробикой, а мужчинам поиграть в волейбол или футбол. Думается, это любому под силу. Поход по магазинам - это тоже отличный способ развеяться.
• Когда нет желания заниматься спортом, можно посетить библиотеку, кинотеатр или театр. На худой конец почитать дома книгу, посмотреть телевизор или посидеть за кроссвордом. Неплохо заняться уборкой, она займет мысли.
• Не следует забывать о чувственных удовольствиях. Интим тут, конечно, на первом месте. Однако хорошая компания, отличная беседа и угощение - тоже прекрасный способ отвлечься от грусти. Только не следует ударяться в выпивку или, упаси бог, в наркотики. Это обратная сторона приятного времяпрепровождения, она только усугубит хандру и накрутит новые проблемы.
• Прекрасный способ избавиться от меланхолии - это поддерживать тех, кому очень плохо. «Помоги другим, и тебе воздастся сторицей». Совершенно верно! Кто оказывает помощь нуждающимся в ней, помогает себе. Такой человек начинает позитивно мыслить, а это развеивает грусть и тоску.
• Избавиться от меланхолии поможет церковь. Она - коллективный психолог. Многие поверяют Богу свои печали и в молитвах находят успокоение своей душе. Но это совет для людей, которые верят, что пришли они в этом мир по промыслу Божьему.

Важно знать! Избавиться от меланхолии самостоятельно вполне возможно, важно только этого очень хотеть.

Помощь специалистов при меланхолии

Происходить это может в образных играх. Допустим, пациент представляет, что автомобиль попал в аварию, лобовое стекло вдребезги разлетелось, сам еле остался жив. Машине нужен капремонт. Психотерапевт подводит больного к пониманию, что беда случилось с ним, и разбились-разлетелись его старые негативные мысли. Возврата к ним больше нет. Следует не сожалеть об этом, а настраиваться на новую волну мышления, которая основательно его «подремонтирует».

Без искреннего контакта психолога и пациента вряд ли последний сможет избавиться от своей меланхолии.

Лечение меланхолии в клинике такое же, как при тяжелых депрессивных состояниях. Больного помещают в психоневрологическую больницу и проводят комплекс врачебных процедур, позволяющих купировать явные признаки болезни. Для этого назначают различные лекарственные препараты психотропного действия. Это могут быть нейролептики, антидепрессанты, нормотимики. Последние стабилизируют настроение, что особенно важно при меланхолической депрессии.

После выписки из стационара необходимо поддерживающее лечение, чтобы не было рецидивов, что нередко случается при длительном течении болезни.

Важно знать! В стационаре лечат только хроническую меланхолию, когда «черные» мысли упрямо толкают человека к суициду.

Источник: http://medicalplanet.su/

Очень часто клиническая картина депрессивных заболеваний не обнаруживает психотической симптоматики, которая побудила бы близких больного обратиться за консультацией к психиатру или поместить больного в лечебное учреждение. Близкие больного, полагая, что он находится лишь в подавленном настроении, пытаются найти обыденные, психологически понятные причины для объяснения такого состояния и считают, что лечение можно проводить амбулаторно в домашней обстановке. Нередко подобный взгляд разделяет и лечащий врач, особенно если он не психиатр.

Мы считаем, что любая эндогенная депрессия, в том числе инволюционная меланхолия, как правило, требует лечения в больничных условиях, во всяком случае в начальной стадии заболевания для назначения соответствующего курса лечения. В основе этого лежат следующие соображения.

а) При всех формах меланхолии есть опасность совершения больным самоубийства, особенно в начальной стадии заболевания. Наиболее резко выражена тяга к самоубийству при депрессиях, сопровождающихся состоянием страха, ажитированноности, ипохондрической симптоматикой и массивным бредом самообвинения и самоуничижения.

Следует иметь в виду, что нередко больные диссимулируют свои суицидальные намерения . Поэтому одна из важнейших задач психиатра - тщательное изучение данных, относящихся к этому вопросу.

б) Очень часто в процессе фармакотерапии депрессий возникают особые изменения симптоматики, так называемая диссоциация между активностью больных и все еще продолжающийся тоской с бредом самообвинения.

Такое состояние сохраняется дольше, чем при электрошоковой терапии, что значительно увеличивает опасность совершения больным попыток к самоубийству.
Это в первую очередь относится к препаратам, которые быстро активируют больных (ингибиторы моноаминоксидазы, тимолептики, обладающие активирующим действием).

в) При резко выраженных побочных явлениях и осложнениях необходимо систематическое наблюдение за состоянием больных.

г) В домашних условиях не всегда можно создать благоприятную для больного обстановку.

Терапия антидепрессантами. Эндогенные и инволюционные депрессии

В практической работе врача могут встретиться следующие положения.

1. Больной находится в крайне подавленном состоянии, включая ступорозное, отказывается от пищи, физически заметно слабеет. Первоочередная задача врача - вывести больного из такого состояния, которое угрожает его жизни. К сожалению, ни один из известных нам препаратов не обладает способностью быстро и без особого вреда для больного вывести его из состояния тяжелой подавленности. Мы рекомендуем, не теряя драгоценного времени на поиски того или иного медикамента, в подобных случаях тотчас применять электрошоковую терапию, а затем в зависимости от обстоятельств продолжать тот же метод лечения или перейти к фармакотерапии. Опыт лечения депрессии в нашей стране свидетельствует об эффективности интенсивной психофармакотерапии в подобных случаях. Электросудорожная терапия обычно применяется позже, когда выявилась резистентность к антидепрессантам.
2. Если больной угнетен, гипобуличен, но при этом выраженные ступорозные явления отсутствуют, фармакотерапию следует начинать с назначения антидепрессантов, обладающих активирующим действием,- ингибиторов моноаминоксидазы или тахитимолептиков (дезипрамин, нортриптилин и др.).
3. Иногда начальная стадия психоза проявляется ажитированностью и сильным аффектом страха. Здесь полезны седативные и снимающие страх антидепрессанты - амитриптилин и тримепримин; если же необходимо, то в комбинации с некоторыми нейролептиками: левомепромазином, хлорпротиксеном, тиоридазином. При резко выраженной ажитированной инволюционной депрессии мы считаем правильным без промедления начинать электрошоковую терапию, если нет прямых соматических противопоказаний. Антидепрессанты действуют медленно, и выжидание не всегда целесообразно.
4. Наиболее характерными симптомами эндогенной депрессии являются витальная тоска, отчаяние, угнетенность. В этих случаях лечение начинается с назначения препаратов, поднимающих настроение: имипрамин, мелитрацен и др.

Способы применения препаратов. В тех случаях, когда показано быстрое и массивное психотропное действие (ступор, ажитированность и т. д.), дозы медикамента следует быстро повышать. Надежнее всего начинать лечение с инъекций: они не вызывают резко выраженных побочных явлений. Действие медикамента проявляется между 5-м и 20-м днем, хотя не исключено и более позднее проявление этого эффекта.

Интервал зависит от индивидуальных особенностей больного, а также от величины дозы медикамента, которые определяются возрастом, полом, глубиной депрессии и продолжительностью заболевания. Детям и пожилым людям назначают меньшие дозы.

В течение первого дня дозу медикамента (25-75 мг) распределяют на три приема : последний должен быть приурочен к послеобеденному времени, т. е. к 16-17 часам во избежание нарушения сна. Дозы повышают постепенно в среднем до 200 мг, но не выше 300 мг. Это относится ко всем видам антидепрессивных препаратов. По мере улучшения состояния больного дозу снижают примерно до 100 мг в день. Вопрос о продолжительности лечения после полного исчезновения психопатологической симптоматики остается спорным.

Некоторые авторы считают, что антидепрессивная терапия должна продолжаться около 6 месяцев, т. е. столько, сколько длится спонтанное отзвучание самой фазы заболевания. Соображения этих авторов, как и многих других сторонников данной схемы, основаны на том, что при шизофрении и эндогенной депрессии антидепрессанты не воздействуют на само заболевание, а снимают лишь его симптомы. Так, исчезновение депрессивных явлений, по их мнению, не означает устранение депрессии. Поэтому преждевременное прекращение лечения таит опасность возникновения нового приступа.

Мы считаем, что антидепрессивная терапия не только устраняет симптомы (т. е. симптоматическое действие), но и укорачивает саму фазу заболевания (патогенетическое действие), что характерно для наступления истинной ремиссии даже после кратковременного лечения.

Особенно важно при составлении схемы лечения предусмотреть осторожное (не резкое) снижение доз медикамента, особенно опасно внезапное прекращение лечения.

Нередко сами больные осознают наступление истинного и длительного улучшения в состоянии своего здоровья. К этим оценкам больных лечащий врач должен всегда прислушиваться. Некоторые авторы считают, что началом коренного улучшения является момент, когда больные высказывают жалобы, связанные с нарушениями со стороны вегетативной нервной системы, характерные для самого заболевания .

Резистенность и терапия

Установлено, что 30% из числа депрессивных больных не поддаются антидепрессивному лечению и нуждаются в применении других видов терапии - чаще всего лечения электрошоком.

Мы считаем, что в тех случаях, когда медикаментозная терапия не дает эффекта в течение месяца, препарат следует заменить, если же и новый медикамент не оказывает положительного действия, надо сделать вывод, что эти больные действительно резистентны к психофармакотерапии . В подобных случаях целесообразно применение электрошоковой терапии, причем для получения лечебного эффекта требуется меньшее количество шоковых процедур - так называемое сберегающее действие шока (Meyer, 1960; Ив. Темков и сотр., 1961). Замена одного препарата другим имеет значение для больных, которые не реагируют на один препарат, например на имипрамин, но дают положительную реакцию на другой, например дезипрамин.

Говоря о таких больных, Kuhn допускает, что у них отсутствуют некоторые демитилирующие энзимы, которые превращают имипрамин в активное вещество. В этом отношении заслуживают внимания наблюдения, что кровные родственники, особенно братья и сестры, страдающие эндогенной депрессией, часто положительно реагируют лишь на один и тот же препарат, а на другие медикаменты реакция у них отсутствует или выражена очень слабо (Angst).

Больные, у которых наблюдаются бредовой синдром и смешанные состояния , на фармакотерапию также реагируют отрицательно. Очень резистентными являются формы, в клинической картине которых преобладает ипохондрическая и параноидная симптоматика, а Т. Я. Хвиливицкий отмечает терапевтическую резистентность деперсонализационных картин.

К антидепрессантам резистентны и сложные состояния ажитированной депрессии в предстарческом возрасте. В этих случаях рекомендуется начинать с проведения курса затормаживающей тимолептическинейролептической терапии, которая, корригируя патологически измененную вегетативную реактивность, подготавливает почву для последующего перехода к чистой тимолепсии.

Медикаментозной терапии лучше всего поддается типичная эндогенная неосложненная депрессия или ажитированная депрессия с характерной дневной периодичностью, витальной тоской и бредовыми идеями виновности.

Сложной задачей для психиатра являются хронические депрессии . Естественно, что проблема терапии хронических эндогенных депрессий за последние годы стала очень актуальной.

Лечение хронической депрессии должно быть длительным. Во всех случаях резистентности рекомендуется прибегать к электрошоковой терапии, которая играет роль не только дополнительного средства, но, по нашему мнению, является методом выбора, особенно там, где медикаментозное лечение может вызвать существенные изменения в динамике, характеристике и прогнозе маниакально-депрессивного психоза.

Примером подобных изменений является так называемая смена фаз, альтернирующее течение психоза в форме непрерывной смены по типу синусоидной кривой мании и меланхолии. В таких случаях необходимо одновременное применение в соответствующих соотношениях нейролептиков и антидепрессантов, что, однако, не всегда дает благоприятный эффект.

Между тем наши наблюдения показывают, что многие периодические меланхолии, которые в прошлом в течение ряда лет давали лишь депрессивную картину, впервые под влиянием психофармакотерапии стали проявляться и в виде маниакальной фазы.

Возможно, что без такой терапии у этих больных до самого конца развивались бы только депрессивные состояния.

Успех лечения зависит в большой степени и от того, в какой момент фазы оно начато (Arnold и Kryspin-Exner). Если лечение начато в течение первых 3 недель, фаза может быть купирована. Положительный результат наблюдается и в тех случаях, когда терапия начала проводиться в период фазы вегетативной лабильности. Если же к лечению ударными дозами приступили в период наибольшей глубины фазы психоза, резистентность к лечению достигает наиболее высокой степени.

Вопрос о том, следует ли при эндогенных депрессиях проводить поддерживающую терапию, также до конца не выяснен. Некоторые авторы считают, что поддерживающая терапия предотвращает возникновение новых приступов, по мнению других, длительный прием тимолептиков облегчает течение последующих приступов.

Мы утверждаем, что поддерживающая терапия не только нецелесообразна, но даже вредна, ибо она вызывает существенные изменения в динамике психоза в неблагоприятном направлении.

Эндогенные депрессии

Классическая эндогенная депрессия (МДП, биполярное аффективное расстройство, большое депрессивное расстройство), как уже отмечалось выше, по степени выраженности симптоматики может быть циклотимической, гипотимической (субсиндромальной), меланхолической и бредовой. Ее синдромальная структура различна, но чаще встречается классический - тоскливый вариант. Для него характерны: 1) спонтанное (аутохтонное) возникновение повторных депрессивных фаз, которые разделяются различными по продолжительности светлыми промежутками - ремиссиями или же чередуются с (гипо) маниакальными фазами; 2) наличие витальной тоски, первичного чувства вины, психомоторной заторможенности и четкого суточного ритма. Психотравмирующие, реактивные моменты в ее генезе играют подчиненную роль, выступая в роли провоцирующих факторов. Классическая эндогенная депрессия подразделяется на униполярную, или периодическую, и биполярную - собственно циклотимическую (см. табл. 3.1). Униполярная депрессия чаще манифестирует в возрасте 25-40 лет, нередко после пси-хотравмирующих событий. У многих больных развитию депрессивной фазы предшествуют дистимические явления, а в ремиссиях сохраняется резидуальная аффективная симптоматика. Длительность депрессивных фаз достигает в основном 6-9 месяцев, и в среднем больные за жизнь переносят четыре такие фазы. Биполярная депрессия манифестирует в более раннем возрасте - в 15-25 лет. В ней депрессивные фазы чередуются с маниакальными, а длительность депрессивной фазы чаще составляет 3-6 месяцев. При биполярном течении нередко возникают сезонные депрессивные расстройства - осенне-зимние депрессии. По МКБ-10, эндогенная депрессия классифицируется в рубриках F32 - «депрессивный эпизод», F 33 - «рекуррентное депрессивное расстройство», F 31.3-F 31.5 - «биполярное аффективное расстройство, текущий депрессивный эпизод».

Инволюционная депрессия (пресенильная меланхолия) обычно манифестирует в возрасте после 50 лет. Она протекает в виде затяжной фазы или чаще - хронически. После редукции острой депрессивной симптоматики у больных нередко сохраняются значительные резидуальные симптомы. Для инволюционной депрессии характерны: 1) тревожно-тоскливый аффект, сопровождающийся повышенной слезливостью; 2) отсутствие четкого суточного ритма динамики болезненного состояния; 3) моторная ажитация; 4) ипохондрическая, дистимическая, истериоформная (назойливость, за-ламывание рук, причитание, обвинение окружающих) симптоматика; 5) резкое усиление депрессии при любых переменах обстановки; 6) быстрое развитие бреда (обнищания, греховности, Котара). По МКБ-10, инволюционная и климактерическая (см. ниже) депрессии классифицируются как «депрессивный эпизод» (F 32).

Под климактерическими депрессиями (Cassano G., 1983), в узком смысле слова, понимают специфические маскированные той или иной соматической патологией депрессивные расстройства. Как следует из самого названия, такие депрессии возникают в инволюционном периоде (естественном или вызванном оперативно - удалением яичников). Они сопровождаются множественными, нередко преувеличенными жалобами больных на свое соматическое неблагополучие. При этом собственно депрессивная симптоматика сознательно или невольно ими скрывается. Такие депрессии возникают преимущественно у женщин 40-50 лет и характеризуются явлениями плаксивости, демонстративности, повышенной раздражительности, ухудшения состояния в утренние часы. Больные пессимистично оценивают будущее и высказывают родственникам постоянные упреки за их невнимание: «никому до меня нет дела».

Псевдодементная депрессия (депрессии позднего, «старческого» возраста (Штернберг Э.Я., 1977)) характеризуется наличием в клинической картине заболевания ряда психологических особенностей, обычно свойственных людям старческого возраста, и сопровождающих процесс естественного биологического старения. Такие больные эгоистичны, крайне обидчивы, мрачны, угрюмы, тревожны, ипохондричны, ворчливы, склонны к пессимистическому восприятию мира. Они осуждают настоящее, его нравы и обычаи, находят его «неправильным», «глупым», бесконечно сравнивают его со своим отдаленным прошлым, когда, по их словам, все было прекрасно. Депрессии старческого возраста сопровождаются переживаниями одиночества, заброшенности, никчемности, разговорами о своей обременительности для детей и скорой смерти, которая «никак не может их забрать». Некоторые такие больные молчаливы, слезливы, ведут себя незаметно, скрывая от ближайших родственников свои тягостные переживания. Круг их интересов резко сужается, и ранее активные и умные люди становятся аспонтанными, односторонними и мелочными. Возникшие у них интеллектуально-мнести-ческие расстройства и социальная несостоятельность, в отличие от лиц с ранними стадиями слабоумия, болезненно осознаются и подчеркиваются. При дальнейшем развитии депрессии присоединяются тревожность, подозрительность, ипохондрические построения и рудиментарные бредовые идеи отношения, ущерба и обнищания. Старческие депрессии протекают в виде монотонных и затяжных болезненных состояний. Начало этих депрессий обычно острое. Они могут развиться в связи со смертью супруга, переездом к детям или соматическим заболеванием. Отграничение псевдодементных депрессий от слабоумия проводится с учетом эффекта от проведения тимоаналептической терапии.

Нозографическое положение’ климактерических и псевдодементных депрессий обусловлено лежащими в их основе этиопатогенети-ческими механизмами. Теоретически их можно рассматривать и как проявление или манифестацию эндогенной депрессии в старческом возрасте или в периоде инволюции, и как реактивную депрессию, возникающую в связи с переживанием человеком факта своей физической и психической несостоятельности, и как органическую депрессию, развивающуюся в ответ на «естественную болезнь» - старость или климакс. По нашему мнению, старческие и климактерические депрессии целесообразно расценивать прежде всего как «органические депрессивные расстройства» (по МКБ-10 - шйфр F 06.32).

Постшизофреническая (постпсихотическая) депрессия (F 20.4) представляет собой атипичную, сложную по структуре депрессию, которая развивается у больных параноидной шизофренией, находящихся в состоянии ремиссии, или же возникает как одно из проявлений «резидуальной» шизофрении. В структуре такой депрессии могут присутствовать и «астенические», и «стенические» радикалы аффекта: тоскливый, тревожный, апатический и дистимический. Кроме того, в клинической картине постшизофренической депрессии обязательно присутствует легкая или средней степени выраженности «дефицитарная» симптоматика (анергическая, психасте-ноподобная, дефект по типу волевой ригидности или неустойчивости). В ней, наряду с указанной симптоматикой, могут также присутствовать отдельные бредовые построения. Кроме того, в зависимости от типа доманифестного течения процесса, она может включать и те или иные сенесто-ипохондрические и обсессивно-фобические симптомы. Постшизофреническая депрессия отличается затяжным или хроническим «прогредиентным» течением. С нашей точки зрения, постшизофреническая депрессия является клиническим проявлением состояний неполной ремиссии у больных с вялым течением параноидной эпизодической шизофрении. Поэтому к выделенным Тигановым А.С. (1999) астеническим, неврозоподобным, психопа-топодобным и паранойяльным вариантам таких неполных ремиссий следует добавить и тимопатический (депрессивный) их вариант.

Шизофренические депрессии являются сборной группой, которая включает в себя депрессивные расстройства, возникающие у больных простой (F 20.6) или недифференцированной (F 20.3) формами шизофрении, шизотипическим расстройством (F 21), депрессивной формой шизоаффективного расстройства (F 25.1) и циркулярной шизофренией (F 25.2). К ним же относятся и те депрессии, которые формируются на этапах развития и редукции бредовых проявлений шизофренического психоза (см. табл. 3.1).

Психотерапия меланхолии и депрессии

Обобщение произведено на материале диагностики и работы с 300 пациентами и клиентами, которым был выставлен диагноз «депрессия».

Клиницисты считают психотерапию депрессии одной из самых сложных форм клинической работы. Многие пациенты, из года в год попадающие в больницу с диагнозом «депрессия», практически не излечиваются – болезнь на некоторое время вступает в стадию ремиссии, а с наступлением очередной весны или осени, как правило, обостряется.

Клинические психологи помогают работе психиатра в меру своей, академической подготовки, чего, как показывает практика, также бывает недостаточно для того, чтобы справляться с этим недугом. В чем причина? В дефиците профессионализма? Или в зону влияния психиатра не всегда попадает депрессия, но часто за нее принимают меланхолию?

Тогда неудачи объясняются непрофессионализмом иного толка: нынешнее поколение психиатров, вероятно, не знает, что такое меланхолия – отсюда неточности в диагностике и неверная терапия. То же самое можно сказать и о работе многих частнопрактикующих психотерапевтов, поскольку и здесь результаты также часто бывают неубедительны.

Попробуем разобраться, и, прежде всего, потому, что современная психиатрия, которая держит приоритет в «лечении» депрессии (только так понимается ортодоксальными психиатрами слово «терапия»*), вовсе не выделяет меланхолию в отдельную нозологическую единицу. Между тем, еще в 20-х-40-х годах ХХ в. дифференциация одного от другого не представляла для этой области медицины никаких сложностей: «Кому неизвестна «меланхолия» – своеобразное состояние подавленности и тоски…?»

Может быть, проблема кроется в особенностях современного, и, лишь – в частности, психиатрического, подхода к «проблемам души нашего времени» (Юнг)?

Анализу различий депрессии и меланхолии, состояния и настроения, и особенностям психотерапии того и другого посвящено это клинико-аналитическое исследование.

По Ясперсу, «чистая депрессия» относится к числу аномальных аффективных (аffectus – душевное волнение, страсть) состояний астенического порядка. Ясперс выделяет и меланхолию, как самостоятельный специфический симптомокомплекс аномального аффективного состояния. Причем, этот симптомокомплекс характеризуется шизофреноподобными чертами, но не идентичен шизофрении.

Современные словари психиатрических терминов определяют депрессию как расстройство настроения, а меланхолию как «синоним эндогенной депрессии (циркулярной, циклоидной, инволюционной). Как правило, термин применяется при значительной выраженности депрессивного состояния». Даже Ганнушкин обозначает таких пациентов «конституционально-депрессивные».

Считается, что термин «меланхолия» морально устарел, и только потому его заменили термином «депрессия», оставив в виде нюанса «депрессию меланхолическую» (печальную), отличающуюся от депрессии ажитированной (agitatio – возбужденный), с элементами агрессии и злобливости.

Тем самым, меланхолию и депрессию фактически отождествили, невзирая на то, что семантика этих терминов раскрывает их суть. Так, «депрессия» (лат. depressio) и переводится, и означает «понижение, подавление, углубление». А «меланхолия» (греч. мelanos, chole) переводится как «черная желчь», но означает «уныние, тоска, грусть».

В первом случае термин свидетельствует о снижении с привычного уровня, прежде всего, настроения, а вслед за ним, и общего состояния. Во втором – констатирует типичное пролонгированное состояние души и сопутствующие ему особенности физиологии.

До конца 19-го века термина «депрессия» вовсе не существовало – он закрепился в результате обобщений Эмиля Крепелина; но даже в первой трети 20-го века, наряду с депрессией, еще выделяли меланхолию. Древние и средневековые врачи рассматривали ее как расстройство умственной деятельности и сходились на мнении, что она вызвана черной желчью (сомато-психическая теория, в большой степени одобряемая многими психиатрами и по сегодняшний день).

Действительно, естественный, желто-зеленый цвет желчи, при высокой ее концентрации в желчном пузыре может приобретать очень темный оттенок. Как правило, скопление желчи происходит по причине плохого ее оттока в результате дискинезии желчного пузыря и желчевыводящих протоков.

Как показывает статистика психосоматической медицины, такие застойные явления в желчном пузыре наблюдаются у людей обидчивых, мнительных, подозрительных, с вязкими мыслительными процессами, страдающих аутоагрессией в разных формах.

Древние греки считали: развитие меланхолии происходит под влиянием мрачного титана Кроноса (Хроноса), который не мог допустить появления на свет сиятельных детей-богов. Ведь по предсказанию, кто-то из детей должен был его свергнуть подобно тому, как он сам сверг своего отца, Урана. Эти невеселые размышления о смерти навели Кроноса на мысль, что детей следует уничтожать, заглатывая. Совершая это, он фактически лишал себя и свою жизнь продления в потомстве (бессмертия), поворачивая хронос (время) вспять (смерть).

Нужно сказать, что металлом Кроноса-Сатурна считается тяжелый свинец, также черного цвета. И физиология, и психология меланхолии акцентирует наше внимание на черном, мраке, смерти. И специфическая умственная активность, и физиологические явления действуют в деструктивных целях. Но какого рода связь существует между ними: причинно-следственная или конгруэнтная?

При меланхолии постоянно доминирующему специфическому состоянию (в целом, я бы его назвала «мутное»**) сопутствует настроение, которое отражает духовные и душевные процессы. При депрессии именно расстройство настроения вызывает определенное состояние и психосоматический процесс. Но для того, чтобы это стало очевидным, необходимо вначале определиться с тем, что есть настроение, а что является состоянием.

Итак, настроение – это общая характеристика эмоционального состояния человека в определенный период, а состояние – действующая в человеке настроенность, по Хайдеггеру, исходный момент человеческого существования. Можно сказать, причины меланхолии находятся на большей глубине и в иной области, чем причины депрессии.

И область эта значительнее по своему влиянию на человека. Потому-то в клинической практике наблюдаются существенные отличия пациентов, страдающих депрессией от пациентов, страдающих меланхолией.

Но поскольку всегда лечится «депрессия», которая во многих случаях является не узнанной меланхолией, то и результаты часто бывают неутешительными.Такие пациенты, потеряв веру в психиатрию и медикаментозное лечение, нередко обращаются за помощью к психотерапевтам-психологам.

Депрессия всегда имеет причиной некий серьезный стресс и психотравму, смерть родителя или любимого, потерю статуса, одиночество, отвержение, неизлечимую болезнь, приближающуюся смерть и пр. Человек ничего не хочет и не может «из-за чего-то», и анализ довольно скоро обнаруживает причину.

Пациент П., 36 лет, обратился за психотерапевтической помощью после безуспешных попыток в течение четырех месяцев справиться с депрессией и очень плохим самочувствием в связи с уходом жены, оставившей ему сына восьми лет. Первоначальные агрессия и возбужденная активность, продержавшиеся первый месяц, сменились обидой, подавленностью, истощением, болезнью (была обнаружена язва 12-перстной кишки) нежеланием ходить на работу, что-либо делать, даже для ребенка и потерей интереса к миру.

Обычно, актуальная причина депрессии представляет собой усиленный стереотипный вариант реагирования на стрессогенное событие. Причем, в корне этого стереотипа мы непременно обнаружим деструктивные родительские послания.

П. был старшим из трех детей в семье. Его отец отличался деспотическим характером, мать – безволием. Отец эгоистично-ревниво относился к вниманию жены к детям, позиционируя себя как единственно-значимое лицо семьи. Основные его послания детям, особенно П., как старшему, сосредоточивались вокруг мысли об их ничтожности, бестолковости и неудачливости. Жена, не смея ему противоречить, детей не защищала, поэтому каждый из них искал свой способ справляться с насилием отца, в том числе и физическим. П., уже в детстве отличавшийся высокой чувствительностью и ранимостью, в возрасте 5-9 лет пытался возмущаться, но его попытки быстро подавлялись отцом, и он сникал, не получая поддержки от матери.

Обычно он «уходил в себя», переживая в одиночку свое поражение и безвыходность ситуации, брат и сестра были младше его на 6 и 8 лет. Тем не менее, его нельзя было бы охарактеризовать как нелюдимого и печального ребенка: и в школе, и во дворе у него были друзья, и он умел искренне веселиться и играть с ребятами. Но к мальчишеской агрессии относился с настороженностью.

Отличником в школе не был, однако, учился нормально до 8-го класса. В период 7 -14 лет П. пережил несколько серьезных психотравм: агрессивно-настроенные мальчики неоднократно называли его «тихоней» и «тряпкой», провоцируя тем самым на драки, которые он вынужденно принимал, но выходил из них чаще с побоями и всегда с печальными размышлениями; девочка, в которую он влюбился в 7-м классе, вначале ответившая ему взаимностью, через 3 месяца предпочла мальчика-«героя».

Эту травму он переживал в одиночку целый год, находясь в депрессивном состоянии и забросив учебу, семья даже не обратила внимания на его настроение. 8-й класс окончил с трудом, уйдя после него в техническое училище, самостоятельно приняв такое решение, невзирая на презрение со стороны отца.

При меланхолии психо-социальная причина, либо не столь явная, либо эта причина имеет сопутствующий характер, т.е. не определяет подлинную меланхолию, которая проявляется уже в раннем детстве даже у «внешне жизнерадостных и активных людей» (Зиновьев П.М.). Но, жизнерадостность и активность – лишь кажущиеся.

Так, по внешнему виду М., 34 года, сторонний наблюдатель вряд ли определил, что она всю свою жизнь страдает меланхолией. Удивительная, покорившая меня с первого взгляда, старо-московская красота, проявлявшаяся во всем – от величаво-горделивой походки, крупно-красивого телосложения, неизменно румяных щек до речи – никоим образом не свидетельствовала о том, что ее «невыносимое существование не изменится, если немедленно не предпринять какие-то кардинальные меры». И только в глазах читалась бездонная тоска, не пропадавшая даже в те дни, когда, по ее отчетам, она чувствовала себя хорошо.

Меланхолия также бывает связана с деструктивными родительскими посланиями, но важно то, что такое «подкрепление» ложится на врожденные особенности ребенка. Можно сказать, что человек страдает меланхолией от рождения.

Предположительно, еще до рождения: матери моих молодых пациентов указывали либо на внутриутробную вялость ребенка (низкий тонус), либо на длительные «замирания» плода. На мой вопрос: «реагировал ли ребенок чаще на внешний стресс сопротивлением или замиранием?», – матери, как правило, отвечали: «замиранием».

Значимо, что матери отмечали свое неудовлетворительное общее состояние и плохое настроение во время вынашивания. Как правило (у 75%), такое их общее состояние было вызвано депрессивным настроением – либо в связи с собственным нежеланием вынашивать и рожать (чаще – из эгоистических соображений), либо с негативным отношением к этой беременности со стороны семьи.

Похоже на то, что внешняя часть причины меланхолии закладывается на эмбриональном уровне отношением/рефлексией матери, а усиливается наследственными предпосылками, составляющими внутреннюю часть причины: у некоторых моих пациентов (30%) в роду были душевнобольные, практически у всех – наследственная гипер-чувствительность и склонность к быстрому возникновению специфических измененных состояний сознания.

Беременность не принесла радостных переживаний матери М., поскольку означала для нее большие помехи в карьерном росте, наметившемся именно в этот период. Отец, напротив, ребенка хотел, но непременно, мальчика, и не позволил прервать беременность. 8 месяцев мать М. проходила с мыслями о несвоевременности ребенка; между супругами не было мира и согласия не только по этому, но и по многим другим вопросам.

Роды случились на месяц раньше, вне родного города, во время путешествия супругов. А уже через четыре месяца мать М. вернулась к своей карьере артистки в другом городе, оставив ребенка на попечение отца и свекрови – ортодоксально-религиозной женщины.

Девочку в семье любили, но ей всегда не хватало присутствия и любви матери, которая приезжала в Москву изредка, и о которой между отцом и бабушкой было принято рассуждать в презрительно-унижающих тонах. В школе М. училась хорошо, но хорошим поведением не отличалась. Как и многие другие меланхолики, М. проявляла себя как «негативный социопат».

Может быть, меланхолию, действительно, и можно было бы назвать эндогенной депрессией, если бы само по себе применение термина «депрессия» (снижение, подавление привычного уровня самоощущения и настроения) не путало психотерапевтов в узнавании того «что это» и не уводило бы их, таким образом, от глубины вопроса.

Приходится задаваться вопросами: какой уровень самоощущения и настроения считается в психиатрии универсально привычным, т.е. нормальным для всех? Может ли существовать такой уровень вообще? и как, если это невозможно, определить «эндогенное» снижение с этого, не существующего уровня?

К тому же, когда мы говорим о снижении настроения, то подразумеваем передвижения вниз по вертикальной шкале сетки привычных эмоциональных координат. И такое передвижение вполне соотносимо с «местом, территорией» возникновения эмоций (тело). В то время, как меланхолия разворачивается в далеко не трехмерных пространствах состояний, и определять ее как «снижение», по меньшей мере, некорректно.

Предполагаю: эндогенное – да, депрессия – вряд ли. По поводу «эндогенности» я считаю важным только тот факт, что уже в утробе матери такие дети замирают в ответ на угрозу уничтожения или неприятие. У них не возникает самостоятельного побуждения ответить движением, а это признак того, что первичная, пренатальная, воля у них не развивается.

Ибо по моим исследованиям, именно там и тогда зарождаются у нас зачатки воли, а вовсе не в 3-5 лет, как об этом принято считать. Впрочем, об этом – в другом исследовании.

Депрессия легко дифференцируется и определяется не только как психическое, но и как психосоматическое болезненное состояние (по последним обобщениям – до 80%). Она является выражением расстройства эмоциональной сферы, потери активности и снижения, подавления либидо, что приводит к резкому снижению иммунитета.

С детства, каждый раз, переживая депрессивное или суб-депрессивное состояние, П. заболевал ОРВи, бронхитом, гастритом, отмечал ноющие ощущения в груди и сердце. Его мама была озадачена тем, что из трех детей он, старший, самый болезненный.

Стоит отметить, что младшие дети иначе реагировали на отцовский деспотизм: брат со временем стал похож на отца, рано женился на очень активной женщине, и скандалы в его семье стали привычным явлением; сестра, с явными признаками негативизма, не только к отцу, но и к матери относилась обесценивающим образом и была сконцентрирована на получении различных удовольствий.

Как правило, при депрессии мы очень скоро обнаруживаем психосоматический процесс и характерный круг болезней: бронхит, язва желудка или луковицы 12-перстной кишки, астма, гастрит, ангина, сердечная недостаточность и др.

Меланхолия, распознаваемая как душевный недуг, переживается как особое изначальное состояние телесности (общей настроенности существования человека телесного, объединяющей и смешивающей чувства, мысли и желания в одно целое – опр. мое). И, как правило, это – состояние одиночества в кругу людей и сковывающего страха перед миром, или Вечностью, или лицом Бога, а также производные страхи и тоска.

Состояние постоянное, отпускающее лишь на короткие периоды. В основе своей оно экзистенциально, а его повторения можно назвать «деструктивными кризисами», поскольку колоссальный ресурс переживаний расходуется на деструктивный продукт.

Оттого-то основными маркерами здесь являются упадничество («свинцовая тяжесть»), неверие, малодушие, самоуничижение. Религиозное сознание называет это унынием, тяжким грехом, отражающим леность души (другой вариант – «леность сердца»).

В частности, у М. выделились как основные «страх любить» и «страх верить в новое» (=) «страх страха неверия: неверие заставляет сомневаться – а вдруг это новое не ведет никуда?: появляется страх». Однообразно-тягостное состояние телесности в фоне (М: «мутит» — в психологическом значении) довольно часто нарушается болевыми «значимыми знаками».

Я обозначила бы их «психосоматические стигмы», к примеру:

«Эта боль под лопаткой называется «разочарование». Когда-то я его не смогла пережить. И поэтому моя игра называется «мне нравится разочаровываться». Когда-то я не пережила разочарования. И на этом разочаровании построила свой мир».

Именно меланхоликам свойственно относиться к подобным соматическим проявлениям как к неким «субличностям», свидетелям их одиночества, «во власти» которых они находятся, не имея воли сопротивляться (в частности, мигрени и подагре, которыми также страдают меланхолики, часто даются имена – «мучитель», «каратель», «палач» и пр.).

При депрессии мы всегда наблюдаем потерю объекта любви и либидо (здесь же – потеря статуса, собственного тела или его частей /смерть, увечье/, банкротство и пр.),
вызвавшую доминанту отвержения, и как следствие – уничижительное отношение к себе и потерю интереса к отвергающему миру.

П. всегда хотел любить и быть любимым. В период с 16 до 25 лет он встречался с несколькими женщинами, расставаясь с ними по собственной инициативе (за
исключением одного случая): с некоторыми потому, что «становилось неинтересно», с двумя – на этапе углубления чувства.

Ему самому этот «стереотип расставания» был не вполне понятен, однако, он отмечал, что, невзирая на ситуацию («кто кого бросил»), итогом всегда было переживание, в котором главенствовали расстройство настроения, истощение, снижение интереса к жизни (по срокам – по разному: от 2-х недель до 1-3-х месяцев), самообвинение.

При меланхолии мы видим отказ от любви, мотивированный страхом смерти, и, невзирая на это, – поиски ее, но безуспешные (М: «всё – не те, всё не так»); также – неразрывную связь любви и смерти. В случае М.: «любовь смертельна» («если буду любить, то меня убьют»).

Здесь требуется пояснение этой логики, поскольку именно в сложных отношениях с любовью кроется, на мой взгляд, одна из разгадок меланхолии. В каждом новом пациенте меня поражает страстное и не насыщаемое желание быть любимым. Это желание особо тем, что «так» любить, по представлениям пациентов, не может ни один человек на Земле.

По сути, меланхолик испытывает жажду любви, но сам боится любить: ведь так любить не может ни один человек, значит, и он сам не может. Ибо то, что может быть любовью, огромно и непременно убьет своей громадой! Страх смерти сильнее любви.

Меланхолик и хочет, и не хочет получить такую любовь; он хочет и не хочет научиться ей, потому что ему страшно и не у кого. Любое предлагаемое чувство не соответствует параметрам ожидаемого и воспринимается как отвержение («все не то»), потому что параметры ожидаемого («как именно») не известны.

Тогда причудливо формируется и крепнет повышенный интерес к ничтожному миру и ничтожному себе: «почему так, и как такое могло случиться?» Отсюда – печаль, тоска.

М: «Отвержение отвергнутого. Сама себя отвергла вслед за ними; чтобы больше не отвергали, отвергну ка я себя сама. Я плохая, а плохому – плохое».

Отвержение себя является отвержением мира. Ему, как месту, где нет подлинной любви, выносится приговор, а к Богу, его породившему, испытываются амбивалентные чувства (и обида/непризнание Его, и взывание к Нему, и надежда на то, что Он будет так любить).

Отказники в обычной любви, они в одиночестве ищут не только необычную, но гигантскую, вселенскую, божественную.

М: «где ты был до сих пор. пусть мне будет хуже, но я докажу, что вы (ты) не правы;… обижаться нельзя, а то Бог обидится и любить не будет. Бога жалко. Бог любить любит».

Знание о себе, что «любить не способны», приводит меланхоликов к размышлениям и переживаниям, демонстрирующим смешение гнева, сарказма, уныния, гордыни, мазохизма и аутоагрессии.

М: «я принимаю решения по сценарию: когда я делаю хорошее, я как бы искупаю, чтобы потом позволить эгоистичность (заслуженную). Здесь место наказанию….Ничего не надо, ни во что не верю, оставьте меня все в покое. Желание так жить, потому что больно».

Часто вслед за подобными мыслями и чувствами наступает черед сопоставлению себя с Богом или дьяволом. «В состоянии меланхолии сверхценные или навязчивые депрессивные идеи как бы переходят в разряд бредоподобных идей. Они подвергаются фантастической разработке (больной – виновник всех несчастий в мире, он будет обезглавлен дьяволом и т.д.)».

При депрессии, как правило, уничижительное отношение к себе строится как проекция отвергающего отношения конкретных людей или конкретной системы (за которой – опять же, люди): «некогда умевшие любить, они теперь не любят». Причины сводимы, как правило, к межличностному уровню взаимодействий и морально-нравственным вопросам (во всяком случае, вначале).

Обобщение происходит снизу-вверх (с личностного уровня – к обще-мировому): «он для меня – целый мир; он отвернулся от меня (покинул, отверг, умер) = от меня отвернулся весь мир = я недостойный, я виновен». В основе чувства вины – экстравертно-интернальная установка.

Причины меланхолии сводимы к этическим и вне-социальным проблемам и контактам. Обобщение происходит сверху-вниз (с обще-мирового уровня – к личностному): «мир в целом ничего хорошего в себе не содержит, все плохо; чего же ждать от этого человека? Ведь он – часть мира; чего ждать от Бога, ведь он породил этот мир; и, тем более, чего можно ожидать от меня – самого ничтожного из людей?» В основе чувства вины – интравертно-экстернальная установка.

Если при депрессии человек переживает утрату порядка и красоты (в отношениях, мире и пр.), то при меланхолии человека впечатляют искажения и уродство (отношений, мира и пр.) Если причины депрессии мы, не затрудняясь, обнаруживаем в истории социальной личности, то причины меланхолии – в истории личности духовной, этической, а то, и мистической.

При депрессии человек ожидает помощь от людей, при меланхолии даже на Бога слабая надежда; сама же тема «Бог и я» весьма значима. А, поскольку и «Бог» и «Я» видятся несостоятельными, то здесь наблюдается особый негативизм и стройная система деструктивно-ориентированных представлений и понятий.

В случае же депрессии мы, скорее, отметим переживания человека по поводу разрушения стройной системы конструктивно-ориентированных представлений и понятий. Меланхолия, скорее, приведет к мизантропии, депрессия – к сокрушению.

Если при депрессии мы почти всегда наблюдаем на переднем плане проблему чувств, то при меланхолии – проблему ума. Поясню: в фундаменте возникновения депрессии лежит проблема ума (невозможность обобщения травматического события из-за отсутствия видимого смысла); в то время как в основе меланхолии лежит проблема чувства (невозможность обобщения из-за малости объясняющего и примиряющего чувства, малодушия).

Потому-то при депрессии душевные переживания характерно выражаются как ноющая, тянущая боль и тяжесть в груди (часто, наряду с другими заболеваниями). А при меланхолии очень сложно и хитро организованный сверх-контроль, пускает по кругу «страх-чувство вины-страх», маркерами которых становятся мигрень и нарушение обмена веществ.

М: «Конечно, как мне не бояться этого контроля! Это – зверь, это в голове».

У некоторых пациентов депрессия может перерасти в меланхолию, в то время, как меланхолия никогда не упрощается до уровня депрессии. При меланхолической депрессии могут наблюдаться отдельные признаки меланхолии, но это не есть меланхолия в чистом виде.

При меланхолии пациент имеет более неблагоприятные перспективы попасть в шизофрению, чем при депрессии, тем более что здесь «имеют место тяжелейшие формы деперсонализационных расстройств и отчуждения воспринимаемой реальности: мира больше не существует, самого больного также больше нет, но поскольку он выглядит живым, он должен жить вечно (нигилистический бред)».

Попасть в меланхолию есть большие шансы у психастеников, также постоянно ищущих необыкновенную любовь, колеблющихся в выборе между умом и чувством, и выбирающих, как правило, в качестве защиты, ум. Но у шизоидов эти шансы выше, поскольку у них «между» умом и ощущением находится очень слабо развитое чувство (что и является самой трудной частью их психотерапии – на столько скомпенсировать их мироощущение и мировосприятие, на сколько это возможно для допуска чувств).

И вновь вопрос: почему вместо такого, игнорируемого, явления, как меланхолия, внимание психиатрии полностью сосредоточено на «депрессии»? Может быть, действительно, типичной в наше время является проще организованная депрессия, а не сложная своими духовными противоречиями меланхолия?

Тогда, вероятно, в очередной раз (как это случилось в первой четверти 20-го века, когда истерия стала уступать место шизофрении) мы становимся свидетелями изменения доминанты «души нашего времени», которую гораздо меньше теперь волнуют вечные вопросы, а все больше – вопросы «повышения качества жизни».

Только это не означает, что меланхолия исчезла, но означает, что на нее не обращают внимания, поскольку общество в «таких» не особо-то и нуждается. Смею напомнить, что к «таким» относятся Бодлер, Верлен и многие другие великие люди, умеющие видеть обратную сторону Луны.

По моим представлениям, глубокие различия депрессии и меланхолии обусловлены, прежде всего, существенной разницей в образе смерти и отношении к ней. Ибо смерть, и в первом, и во втором случае – главный персонаж внутренних событий и переживаний, но представляющийся в разных одеждах.

Так, в начале депрессии «смерть» всегда имеет субъективно-метафорический характер т.е. расставание, утрата, непредвиденные и не запланированные изменения, к которым не готов и пр., воспринимаются как смерть. Собственно, ее внезапное появление в мире жизни, где ее как бы и не было, сообщает одиночество, чем и расстраивает настроение.

На второй стадии она (смерть) приобретает объективные – внешне-наблюдаемые и фиксируемые черты: происходит выраженное снижение либидо и наступает состояние упадка, убивающее саму потенцию желания.

«Торможение угнетает любые формы инстинктивной деятельности; оно может быть выявлено объективно. Больной не хочет предпринимать каких бы то ни было усилий. Редукция импульса к движению и деятельности приводит к полной неподвижности. Никакие решения не могут быть приняты; никакие действия не могут быть начаты. Ассоциации затруднены. Больные почти ни о чем не думают; они жалуются на полное расстройство памяти, бессилие, отсутствие эмоций, внутреннюю пустоту. Упадок настроения проявляется у них в форме болезненного ощущения в груди и теле. Их тоска настолько глубока, что весь мир видится им в мрачных, серых, безрадостных тонах. Во всем они стремятся обнаружить только неблагоприятные, несчастливые моменты. Они обвиняют себя в совершенных некогда неблаговидных поступках (идея самообвинения, собственной греховности), в настоящем им ничто уже не светит (идеи самоуничижения), а будущее внушает только ужас».

Депрессия, как правило, охватывает чувствительного и ранимого человека, который вообще – «по жизни» – склонен расстраиваться в неблагоприятных для себя ситуациях. Но, в отличие от «расстройства» в простых случаях, в ситуации серьезной психотравмы настроение такого человека подвергается выраженной фрустрации, и организм (в том смысле, в котором этот термин употребляется в гештальт-терапии) не справляется.

Наступает снижение либидо, и это становится «спусковым крючком» глубоких, душевных, процессов. Хотя, безусловно, клиническая практика знает огромное количество случаев реактивной депрессии у людей с совершенно разными характерами. По сути, причиной депрессии становится внезапное озарение: бытие – это не только жизнь. В нем есть смерть. И она выражается в утрате любви.

Не то же самое мы наблюдаем при меланхолии. Человек, страдающий меланхолией, либо изначально появляется в «мир одиночества и смерти», либо, в результате страшного глубинного переворота, внезапно видит, что перед ним – «мир смерти, не жизни».

Иными словами, страдающий меланхолией выделяет смерть, а не жизнь как основную фигуру Бытия. Поэтому его Бог – карающий, несправедливый и справедливый одновременно (тема наказания). Тоска, уныние и печаль – это состояния глубокого сущностного разочарования по поводу такого мироустройства, в котором нет той, необыкновенной, любви. Процессы деятельности протекают вяло, с насильственным побуждением себя. Витальные силы продуцируются с целью поддержания хоть какой-то жизни в теле, пока не наступит смерть (М: «принято, положено жить»).

Но в целом в них нет необходимости. Поэтому они расходуются «на смерть», которая занимает важнейшее и наипочетнейшее место в размышлениях и рассуждениях. Здесь мы не встретим затрудненного ассоциативного процесса, напротив, – множественные связи и параллели, объясняющие, почему именно так устроен мир.

Страдающий меланхолией не будет жаловаться «на полное расстройство памяти, бессилие, отсутствие эмоций, внутреннюю пустоту (Ясперс)», скорее, – на «вымотанность» (мутит). Его переживания очень богаты разочарованиями в мире, а память на «факты» очень крепка. Аутоагрессия развита сильнее, чем при депрессии.

Поэтому при меланхолии пациентам свойственны высокий уровень и суицидальности (потенциальной опасности для себя), и летальности (способности и высокой вероятности покончить с собой – терминология по Шнейдману). Потому меланхолия так близка к шизофрении, но только близка, а не идентична.

«При шизофрении мы имеем нарушение цельности личности, разорванность и непонятность мышления, неестественность и странность поведения, и эмоциональную тупость. В противовес этому у нашей больной единство личности сохранено полностью, она понятна и естественна с начала и до конца, притупления же чувств не только не наступило, а наоборот,- эмоциональная жизнь, сосредоточившись на одном чувстве тоски, сделалась необычайно интенсивной».

Причина меланхолии (врожденная или приобретенная) в знании: бытие – это смерть. Она выражается в отсутствии любви. Очевидно: депрессия и меланхолия разворачиваются на разных уровнях: первая – на эмоционально-чувственном (телесном), вторая – на душевном.

В средние века было принято считать меланхолию «баней дьявола», внутренней областью опасности, тем «местом» души, через которое дьявол может легко проникнуть вовнутрь. В первую очередь выделяли влияние Сатурна и связанной с ней «матерью демонов».

В переводе на наш современный психологический язык, при меланхолии доминируют угрожающие и пугающие деструктивные силы личностного бессознательного. В особых, достаточно часто возникающих, психических состояниях они связываются с аналогичным уровнем коллективного бессознательного (Черная Мать), поддерживающим в человеке влечение к смерти и стремление «заразить» этим состоянием других.

«Меланхолик делает отчаянную попытку защититься от фобии, истерически отбрасывая ее на другого, то есть, пытаясь заразить другого смертоносным влечением к смерти, это и означает быть меланхоликом».

Задержимся на миг на особом характере фобии: это – ужас поглощения. Страстно-ненасытно желая получить «ту самую» любовь, меланхолик изо дня в день создает и упрочивает фантастическую гигантскую структуру-образ «идеальной любви», от которой находится в гипнотической зависимости.

Но, в связи с тем, что образ этот не живой, а виртуальный, дать (любовь) он не может. Поэтому его создатель поглощается им, и это вполне психо-физически ощущается как ужас поглощения. Не правда ли, вполне коррелирует с мифом о Кроносе и представлении о времени, повернутом вспять? Часто фобия сопровождается стигмой «пустоты, дырки в груди», смысл которой сводится к «прорве, не насыщаемой чувством».

Здесь следует отметить, что большинство меланхоликов (по моим исследованиям – до 60%) отмечены особым типом врожденного левшества – психическим, и этот тип не всегда (лишь в 20-25% случаев) коррелирует с моторным или сенсорным. Иными словами, это – общее левшество, узнаваемое извне как чувствование и мышление в «стиле» правого полушария.

Характерно, что такой тип асимметрии обусловливает способность к обобщению в «особом» состоянии сознания. Возможно, такое врожденное левшество в случае его декомпенсации личной историей (дефицит любви) как-то влияет на развитие меланхолии. Возможно, также, врожденная дисфункция желчевыводящих протоков или предрасположенность к ней, соответствует на физическом уровне особой, таинственной, врожденной «духовной дисфункции».

Из-за первой невозможно полноценно перерабатывать пищу и усваивать ее полезный результат, вторая создает невозможность отделения «зерен от плевел», деструктивное обобщение: «бытие – это смерть». Безусловно, все это срабатывает лишь на материале личной истории, но между двумя дисфункциями, по моему представлению, существует не причинно-следственная, а конгруэнтная связь.

При депрессии деструкция-смерть вторгается извне (событие), подавляя волю и стремясь разрушить через резкое ухудшение настроения гораздо более упорядоченный, чем при меланхолии, уровень личностного бессознательного человека. Особые психические состояния возникают гораздо позже, когда от истощения волевых процессов и недостаточной деятельности лобно-височных структур мозга (особенно, слева) начинают доминировать подкорковые структуры мозга и «правый мозг» в целом, создающие условия для возникновения «особых состояний сознания».

С присущим человеку правшеством или левшеством, по моим наблюдениям, это никак особенно и не связано. Но, следует подчеркнуть, что при сенсорном левшестве депрессия протекает острее, чем при моторном, и, в целом, при левшестве – глубже, чем при правшестве. Конечно, и здесь мы обнаруживаем в материале личной истории связь с недолюбленностью и уязвимостью воли.

В процессе исследования было обращено внимание на то, что соматические явления при меланхолии и при депрессии разнятся, и вряд ли их следует относить к
одному классу – «психосоматическим болезням». Мне бы хотелось подчеркнуть, что к такому классу заболеваний до сих пор относили лишь те, которые являются следствием психологических причин личности.

Меланхолия же сама по себе коренится не на уровне социальной личности, а на гораздо более глубоком уровне: либо в первичной телесности еще не рожденного ребенка, либо в душе. В ходе клинического анализа обнаружились также существенные нюансы, не позволяющие идентифицировать недуги даже на уровне состояния/настроения.

Эти нюансы при меланхолии и депрессии различаются по отношению к бытию и его составляющим (жизни и смерти, их образам и смыслам) уже на уровнях эндогенный/психогенный. Также в случае меланхолии причины обобщения находятся на уровне мировосприятия, в случае депрессии – на уровне миро-представления.

Поэтому при меланхолии деформация и деструкция происходят на уровне миро-представления, а при депрессии – на уровне мировосприятия. Исходя из сказанного, считаю, что более адекватным было бы считать депрессию явлением психосоматическим и позиционировать ее как «расстройство настроения, приводящее к снижению либидо и состоянию упадка (снижение иммунитета, способствующее соматическим заболеваниям); в основе депрессии – психогенная деформация целостной картины бытия (появление метафорической смерти)».

Меланхолию же я представляю себе как «душевный недуг и особое состояние телесности, характеризующееся соматическими стигмами; в основе меланхолии – врожденное или приобретенное нарушение целостной картины бытия (смерть-символ)». Мне представляется, что такие нюансы позволяют различать «психосоматику/стигму» и преломление темы смерти как основные критерии дифференциального диагноза: депрессия или меланхолия.

Если принять к вниманию приведенную выше клиническую картину, то становится очевидным, что психотерапия депрессии и меланхолии просто обязана быть разной. В первом случае мы помогаем пациенту справиться с темой смерти и вернуться к нормальному бытию (не только «жизни»), во втором – узнать, что, помимо смерти существует жизнь, и вместе они составляют бытие.

Такая работа не может полноценно проводиться только вербально. И, хоть вне вербального взаимодействия она просто неосуществима (особенно, в случае меланхолии), необходимо подключение телесной психотерапии, поскольку состояние переживается телесно. Ясно, что каждый специалист имеет излюбленный инструментарий, и, действительно, на определенных этапах работы могут быть задействованы техники из разных подходов телесной психотерапии – по ситуации.

Однако, в связи с имеющими здесь место закономерностями, стоит придерживаться некоторых подходов и принципов. В частности, как мне видится по опыту, одним из наиболее адекватных подходов в работе и с депрессией, и с меланхолией является танатотерапия. Призванная налаживать контакт с процессами смерти и умирания, она располагает соответствующими концепцией, методом, техниками и феноменологией.

Опыты, полученные на сессиях танатотерапии, способны очень серьезно способствовать изменению мироощущения и мировосприятия. По этой причине такие занятия могут пронизывать весь курс психотерапии, периодически уступая место другим техникам – по ситуации.

Что же до вербального взаимодействия, то ни в случае депрессии, ни, тем более, в случае меланхолии, невозможно заранее предвидеть, в каком концептуальном и практическом ключе оно будет разворачиваться.

Однако, если психотерапевт взялся справляться с меланхолией, но его рабочая установка (или неподготовленность) диктует ему избегать беседы на философские или религиозные темы и провокации, то, скорее всего, его ждет очень трудное испытание: меланхолия царит в духовной (этической) сфере, и способствовать изменениям в мировоззрении, тем более, в миро-представлении, не вступая в эту сферу и не сталкивая мизантропический настрой пациента с гуманистическим мировоззрением терапевта, практически невозможно.

Ясно одно: чем гибче и образованнее психотерапевт, тем свободнее он перемещается «между» психотерапевтическими и иными концепциями, проходя разными путями к цели терапии – способствовать тому, чтобы в телесности и душе восстановился баланс жизни, смерти и любви, что, по моему представлению, составляет основу гармоничного Бытия.

Обобщение произведено на материале диагностики и работы с 300 пациентами и клиентами, которым был выставлен диагноз "депрессия".

Клиницисты считают психотерапию депрессии одной из самых сложных форм клинической работы. Многие пациенты, из года в год попадающие в больницу с диагнозом "депрессия", практически не излечиваются – болезнь на некоторое время вступает в стадию ремиссии, а с наступлением очередной весны или осени, как правило, обостряется.

Клинические психологи помогают работе психиатра в меру своей, академической подготовки, чего, как показывает практика, также бывает недостаточно для того, чтобы справляться с этим недугом. В чем причина? В дефиците профессионализма? Или в зону влияния психиатра не всегда попадает депрессия, но часто за нее принимают меланхолию?

Тогда неудачи объясняются непрофессионализмом иного толка: нынешнее поколение психиатров, вероятно, не знает, что такое меланхолия – отсюда неточности в диагностике и неверная терапия. То же самое можно сказать и о работе многих частнопрактикующих психотерапевтов, поскольку и здесь результаты также часто бывают неубедительны.

Попробуем разобраться, и, прежде всего, потому, что современная психиатрия, которая держит приоритет в "лечении" депрессии (только так понимается ортодоксальными психиатрами слово "терапия"*), вовсе не выделяет меланхолию в отдельную нозологическую единицу. Между тем, еще в 20-х-40-х годах ХХ в. дифференциация одного от другого не представляла для этой области медицины никаких сложностей: "Кому неизвестна "меланхолия" – своеобразное состояние подавленности и тоски…?"

Может быть, проблема кроется в особенностях современного, и, лишь – в частности, психиатрического, подхода к "проблемам души нашего времени" (Юнг)?

Анализу различий депрессии и меланхолии, состояния и настроения, и особенностям психотерапии того и другого посвящено это клинико-аналитическое исследование.

По Ясперсу, "чистая депрессия" относится к числу аномальных аффективных (аffectus – душевное волнение, страсть) состояний астенического порядка. Ясперс выделяет и меланхолию, как самостоятельный специфический симптомокомплекс аномального аффективного состояния. Причем, этот симптомокомплекс характеризуется шизофреноподобными чертами, но не идентичен шизофрении.

Современные словари психиатрических терминов определяют депрессию как расстройство настроения, а меланхолию как "синоним эндогенной депрессии (циркулярной, циклоидной, инволюционной). Как правило, термин применяется при значительной выраженности депрессивного состояния". Даже Ганнушкин обозначает таких пациентов "конституционально-депрессивные".

Считается, что термин "меланхолия" морально устарел, и только потому его заменили термином "депрессия", оставив в виде нюанса "депрессию меланхолическую" (печальную), отличающуюся от депрессии ажитированной (agitatio – возбужденный), с элементами агрессии и злобливости.

Тем самым, меланхолию и депрессию фактически отождествили, невзирая на то, что семантика этих терминов раскрывает их суть. Так, "депрессия" (лат. depressio) и переводится, и означает "понижение, подавление, углубление". А "меланхолия" (греч. мelanos, chole) переводится как "черная желчь", но означает "уныние, тоска, грусть".

В первом случае термин свидетельствует о снижении с привычного уровня, прежде всего, настроения, а вслед за ним, и общего состояния. Во втором – констатирует типичное пролонгированное состояние души и сопутствующие ему особенности физиологии.

До конца 19-го века термина "депрессия" вовсе не существовало – он закрепился в результате обобщений Эмиля Крепелина; но даже в первой трети 20-го века, наряду с депрессией, еще выделяли меланхолию. Древние и средневековые врачи рассматривали ее как расстройство умственной деятельности и сходились на мнении, что она вызвана черной желчью (сомато-психическая теория, в большой степени одобряемая многими психиатрами и по сегодняшний день).

Действительно, естественный, желто-зеленый цвет желчи, при высокой ее концентрации в желчном пузыре может приобретать очень темный оттенок. Как правило, скопление желчи происходит по причине плохого ее оттока в результате дискинезии желчного пузыря и желчевыводящих протоков.

Как показывает статистика психосоматической медицины, такие застойные явления в желчном пузыре наблюдаются у людей обидчивых, мнительных, подозрительных, с вязкими мыслительными процессами, страдающих аутоагрессией в разных формах.

Древние греки считали: развитие меланхолии происходит под влиянием мрачного титана Кроноса (Хроноса), который не мог допустить появления на свет сиятельных детей-богов. Ведь по предсказанию, кто-то из детей должен был его свергнуть подобно тому, как он сам сверг своего отца, Урана. Эти невеселые размышления о смерти навели Кроноса на мысль, что детей следует уничтожать, заглатывая. Совершая это, он фактически лишал себя и свою жизнь продления в потомстве (бессмертия), поворачивая хронос (время) вспять (смерть).

Нужно сказать, что металлом Кроноса-Сатурна считается тяжелый свинец, также черного цвета. И физиология, и психология меланхолии акцентирует наше внимание на черном, мраке, смерти. И специфическая умственная активность, и физиологические явления действуют в деструктивных целях. Но какого рода связь существует между ними: причинно-следственная или конгруэнтная?

При меланхолии постоянно доминирующему специфическому состоянию (в целом, я бы его назвала "мутное"**) сопутствует настроение, которое отражает духовные и душевные процессы. При депрессии именно расстройство настроения вызывает определенное состояние и психосоматический процесс. Но для того, чтобы это стало очевидным, необходимо вначале определиться с тем, что есть настроение, а что является состоянием.

Итак, настроение – это общая характеристика эмоционального состояния человека в определенный период, а состояние – действующая в человеке настроенность, по Хайдеггеру, исходный момент человеческого существования. Можно сказать, причины меланхолии находятся на большей глубине и в иной области, чем причины депрессии.

И область эта значительнее по своему влиянию на человека. Потому-то в клинической практике наблюдаются существенные отличия пациентов, страдающих депрессией от пациентов, страдающих меланхолией.

Но поскольку всегда лечится "депрессия", которая во многих случаях является не узнанной меланхолией, то и результаты часто бывают неутешительными.Такие пациенты, потеряв веру в психиатрию и медикаментозное лечение, нередко обращаются за помощью к психотерапевтам-психологам.

Депрессия всегда имеет причиной некий серьезный стресс и психотравму, смерть родителя или любимого, потерю статуса, одиночество, отвержение, неизлечимую болезнь, приближающуюся смерть и пр. Человек ничего не хочет и не может "из-за чего-то", и анализ довольно скоро обнаруживает причину.

Пациент П., 36 лет, обратился за психотерапевтической помощью после безуспешных попыток в течение четырех месяцев справиться с депрессией и очень плохим самочувствием в связи с уходом жены, оставившей ему сына восьми лет. Первоначальные агрессия и возбужденная активность, продержавшиеся первый месяц, сменились обидой, подавленностью, истощением, болезнью (была обнаружена язва 12-перстной кишки) нежеланием ходить на работу, что-либо делать, даже для ребенка и потерей интереса к миру.

Обычно, актуальная причина депрессии представляет собой усиленный стереотипный вариант реагирования на стрессогенное событие. Причем, в корне этого стереотипа мы непременно обнаружим деструктивные родительские послания.

П. был старшим из трех детей в семье. Его отец отличался деспотическим характером, мать – безволием. Отец эгоистично-ревниво относился к вниманию жены к детям, позиционируя себя как единственно-значимое лицо семьи. Основные его послания детям, особенно П., как старшему, сосредоточивались вокруг мысли об их ничтожности, бестолковости и неудачливости. Жена, не смея ему противоречить, детей не защищала, поэтому каждый из них искал свой способ справляться с насилием отца, в том числе и физическим. П., уже в детстве отличавшийся высокой чувствительностью и ранимостью, в возрасте 5-9 лет пытался возмущаться, но его попытки быстро подавлялись отцом, и он сникал, не получая поддержки от матери.

Обычно он "уходил в себя", переживая в одиночку свое поражение и безвыходность ситуации, брат и сестра были младше его на 6 и 8 лет. Тем не менее, его нельзя было бы охарактеризовать как нелюдимого и печального ребенка: и в школе, и во дворе у него были друзья, и он умел искренне веселиться и играть с ребятами. Но к мальчишеской агрессии относился с настороженностью.

Отличником в школе не был, однако, учился нормально до 8-го класса. В период 7 -14 лет П. пережил несколько серьезных психотравм: агрессивно-настроенные мальчики неоднократно называли его "тихоней" и "тряпкой", провоцируя тем самым на драки, которые он вынужденно принимал, но выходил из них чаще с побоями и всегда с печальными размышлениями; девочка, в которую он влюбился в 7-м классе, вначале ответившая ему взаимностью, через 3 месяца предпочла мальчика-"героя".

Эту травму он переживал в одиночку целый год, находясь в депрессивном состоянии и забросив учебу, семья даже не обратила внимания на его настроение. 8-й класс окончил с трудом, уйдя после него в техническое училище, самостоятельно приняв такое решение, невзирая на презрение со стороны отца.

При меланхолии психо-социальная причина, либо не столь явная, либо эта причина имеет сопутствующий характер, т.е. не определяет подлинную меланхолию, которая проявляется уже в раннем детстве даже у "внешне жизнерадостных и активных людей" (Зиновьев П.М.). Но, жизнерадостность и активность – лишь кажущиеся.

Так, по внешнему виду М., 34 года, сторонний наблюдатель вряд ли определил, что она всю свою жизнь страдает меланхолией. Удивительная, покорившая меня с первого взгляда, старо-московская красота, проявлявшаяся во всем – от величаво-горделивой походки, крупно-красивого телосложения, неизменно румяных щек до речи – никоим образом не свидетельствовала о том, что ее "невыносимое существование не изменится, если немедленно не предпринять какие-то кардинальные меры". И только в глазах читалась бездонная тоска, не пропадавшая даже в те дни, когда, по ее отчетам, она чувствовала себя хорошо.

Меланхолия также бывает связана с деструктивными родительскими посланиями, но важно то, что такое "подкрепление" ложится на врожденные особенности ребенка. Можно сказать, что человек страдает меланхолией от рождения.

Предположительно, еще до рождения: матери моих молодых пациентов указывали либо на внутриутробную вялость ребенка (низкий тонус), либо на длительные "замирания" плода. На мой вопрос: "реагировал ли ребенок чаще на внешний стресс сопротивлением или замиранием?", – матери, как правило, отвечали: "замиранием".

Значимо, что матери отмечали свое неудовлетворительное общее состояние и плохое настроение во время вынашивания. Как правило (у 75%), такое их общее состояние было вызвано депрессивным настроением – либо в связи с собственным нежеланием вынашивать и рожать (чаще – из эгоистических соображений), либо с негативным отношением к этой беременности со стороны семьи.

Похоже на то, что внешняя часть причины меланхолии закладывается на эмбриональном уровне отношением/рефлексией матери, а усиливается наследственными предпосылками, составляющими внутреннюю часть причины: у некоторых моих пациентов (30%) в роду были душевнобольные, практически у всех – наследственная гипер-чувствительность и склонность к быстрому возникновению специфических измененных состояний сознания.

Беременность не принесла радостных переживаний матери М., поскольку означала для нее большие помехи в карьерном росте, наметившемся именно в этот период. Отец, напротив, ребенка хотел, но непременно, мальчика, и не позволил прервать беременность. 8 месяцев мать М. проходила с мыслями о несвоевременности ребенка; между супругами не было мира и согласия не только по этому, но и по многим другим вопросам.

Роды случились на месяц раньше, вне родного города, во время путешествия супругов. А уже через четыре месяца мать М. вернулась к своей карьере артистки в другом городе, оставив ребенка на попечение отца и свекрови – ортодоксально-религиозной женщины.

Девочку в семье любили, но ей всегда не хватало присутствия и любви матери, которая приезжала в Москву изредка, и о которой между отцом и бабушкой было принято рассуждать в презрительно-унижающих тонах. В школе М. училась хорошо, но хорошим поведением не отличалась. Как и многие другие меланхолики, М. проявляла себя как "негативный социопат".

Может быть, меланхолию, действительно, и можно было бы назвать эндогенной депрессией, если бы само по себе применение термина "депрессия" (снижение, подавление привычного уровня самоощущения и настроения) не путало психотерапевтов в узнавании того "что это" и не уводило бы их, таким образом, от глубины вопроса.

Приходится задаваться вопросами: какой уровень самоощущения и настроения считается в психиатрии универсально привычным, т.е. нормальным для всех? Может ли существовать такой уровень вообще? и как, если это невозможно, определить "эндогенное" снижение с этого, не существующего уровня?

К тому же, когда мы говорим о снижении настроения, то подразумеваем передвижения вниз по вертикальной шкале сетки привычных эмоциональных координат. И такое передвижение вполне соотносимо с "местом, территорией" возникновения эмоций (тело). В то время, как меланхолия разворачивается в далеко не трехмерных пространствах состояний, и определять ее как "снижение", по меньшей мере, некорректно.

Предполагаю: эндогенное – да, депрессия – вряд ли. По поводу "эндогенности" я считаю важным только тот факт, что уже в утробе матери такие дети замирают в ответ на угрозу уничтожения или неприятие. У них не возникает самостоятельного побуждения ответить движением, а это признак того, что первичная, пренатальная, воля у них не развивается.

Ибо по моим исследованиям, именно там и тогда зарождаются у нас зачатки воли, а вовсе не в 3-5 лет, как об этом принято считать. Впрочем, об этом – в другом исследовании.

Депрессия легко дифференцируется и определяется не только как психическое, но и как психосоматическое болезненное состояние (по последним обобщениям – до 80%). Она является выражением расстройства эмоциональной сферы, потери активности и снижения, подавления либидо, что приводит к резкому снижению иммунитета.

С детства, каждый раз, переживая депрессивное или суб-депрессивное состояние, П. заболевал ОРВи, бронхитом, гастритом, отмечал ноющие ощущения в груди и сердце. Его мама была озадачена тем, что из трех детей он, старший, самый болезненный.

Стоит отметить, что младшие дети иначе реагировали на отцовский деспотизм: брат со временем стал похож на отца, рано женился на очень активной женщине, и скандалы в его семье стали привычным явлением; сестра, с явными признаками негативизма, не только к отцу, но и к матери относилась обесценивающим образом и была сконцентрирована на получении различных удовольствий.

Как правило, при депрессии мы очень скоро обнаруживаем психосоматический процесс и характерный круг болезней: бронхит, язва желудка или луковицы 12-перстной кишки, астма, гастрит, ангина, сердечная недостаточность и др.

Меланхолия, распознаваемая как душевный недуг, переживается как особое изначальное состояние телесности (общей настроенности существования человека телесного, объединяющей и смешивающей чувства, мысли и желания в одно целое – опр. мое). И, как правило, это – состояние одиночества в кругу людей и сковывающего страха перед миром, или Вечностью, или лицом Бога, а также производные страхи и тоска.

Состояние постоянное, отпускающее лишь на короткие периоды. В основе своей оно экзистенциально, а его повторения можно назвать "деструктивными кризисами", поскольку колоссальный ресурс переживаний расходуется на деструктивный продукт.

Оттого-то основными маркерами здесь являются упадничество ("свинцовая тяжесть"), неверие, малодушие, самоуничижение. Религиозное сознание называет это унынием, тяжким грехом, отражающим леность души (другой вариант – "леность сердца").

В частности, у М. выделились как основные "страх любить" и "страх верить в новое" (=) "страх страха неверия: неверие заставляет сомневаться – а вдруг это новое не ведет никуда?: появляется страх". Однообразно-тягостное состояние телесности в фоне (М: "мутит" - в психологическом значении) довольно часто нарушается болевыми "значимыми знаками".

Я обозначила бы их "психосоматические стигмы", к примеру:

"Эта боль под лопаткой называется "разочарование". Когда-то я его не смогла пережить. И поэтому моя игра называется "мне нравится разочаровываться". Когда-то я не пережила разочарования. И на этом разочаровании построила свой мир".

Именно меланхоликам свойственно относиться к подобным соматическим проявлениям как к неким "субличностям", свидетелям их одиночества, "во власти" которых они находятся, не имея воли сопротивляться (в частности, мигрени и подагре, которыми также страдают меланхолики, часто даются имена – "мучитель", "каратель", "палач" и пр.).

При депрессии мы всегда наблюдаем потерю объекта любви и либидо (здесь же – потеря статуса, собственного тела или его частей /смерть, увечье/, банкротство и пр.),
вызвавшую доминанту отвержения, и как следствие – уничижительное отношение к себе и потерю интереса к отвергающему миру.

П. всегда хотел любить и быть любимым. В период с 16 до 25 лет он встречался с несколькими женщинами, расставаясь с ними по собственной инициативе (за
исключением одного случая): с некоторыми потому, что "становилось неинтересно", с двумя – на этапе углубления чувства.

Ему самому этот "стереотип расставания" был не вполне понятен, однако, он отмечал, что, невзирая на ситуацию ("кто кого бросил"), итогом всегда было переживание, в котором главенствовали расстройство настроения, истощение, снижение интереса к жизни (по срокам – по разному: от 2-х недель до 1-3-х месяцев), самообвинение.

При меланхолии мы видим отказ от любви, мотивированный страхом смерти, и, невзирая на это, – поиски ее, но безуспешные (М: "всё – не те, всё не так"); также – неразрывную связь любви и смерти. В случае М.: "любовь смертельна" ("если буду любить, то меня убьют").

Здесь требуется пояснение этой логики, поскольку именно в сложных отношениях с любовью кроется, на мой взгляд, одна из разгадок меланхолии. В каждом новом пациенте меня поражает страстное и не насыщаемое желание быть любимым. Это желание особо тем, что "так" любить, по представлениям пациентов, не может ни один человек на Земле.

По сути, меланхолик испытывает жажду любви, но сам боится любить: ведь так любить не может ни один человек, значит, и он сам не может. Ибо то, что может быть любовью, огромно и непременно убьет своей громадой! Страх смерти сильнее любви.

Меланхолик и хочет, и не хочет получить такую любовь; он хочет и не хочет научиться ей, потому что ему страшно и не у кого. Любое предлагаемое чувство не соответствует параметрам ожидаемого и воспринимается как отвержение ("все не то"), потому что параметры ожидаемого ("как именно") не известны.

Тогда причудливо формируется и крепнет повышенный интерес к ничтожному миру и ничтожному себе: "почему так, и как такое могло случиться?" Отсюда – печаль, тоска.

М: "Отвержение отвергнутого. Сама себя отвергла вслед за ними; чтобы больше не отвергали, отвергну ка я себя сама. Я плохая, а плохому – плохое".

Отвержение себя является отвержением мира. Ему, как месту, где нет подлинной любви, выносится приговор, а к Богу, его породившему, испытываются амбивалентные чувства (и обида/непризнание Его, и взывание к Нему, и надежда на то, что Он будет так любить).

Отказники в обычной любви, они в одиночестве ищут не только необычную, но гигантскую, вселенскую, божественную.

М: "где ты был до сих пор?!... пусть мне будет хуже, но я докажу, что вы (ты) не правы;… обижаться нельзя, а то Бог обидится и любить не будет. Бога жалко. Бог любить любит".

Знание о себе, что "любить не способны", приводит меланхоликов к размышлениям и переживаниям, демонстрирующим смешение гнева, сарказма, уныния, гордыни, мазохизма и аутоагрессии.

М: "я принимаю решения по сценарию: когда я делаю хорошее, я как бы искупаю, чтобы потом позволить эгоистичность (заслуженную). Здесь место наказанию….Ничего не надо, ни во что не верю, оставьте меня все в покое. Желание так жить, потому что больно".

Часто вслед за подобными мыслями и чувствами наступает черед сопоставлению себя с Богом или дьяволом. "В состоянии меланхолии сверхценные или навязчивые депрессивные идеи как бы переходят в разряд бредоподобных идей. Они подвергаются фантастической разработке (больной – виновник всех несчастий в мире, он будет обезглавлен дьяволом и т.д.)".

При депрессии, как правило, уничижительное отношение к себе строится как проекция отвергающего отношения конкретных людей или конкретной системы (за которой – опять же, люди): "некогда умевшие любить, они теперь не любят". Причины сводимы, как правило, к межличностному уровню взаимодействий и морально-нравственным вопросам (во всяком случае, вначале).

Обобщение происходит снизу-вверх (с личностного уровня – к обще-мировому): "он для меня – целый мир; он отвернулся от меня (покинул, отверг, умер) = от меня отвернулся весь мир = я недостойный, я виновен". В основе чувства вины – экстравертно-интернальная установка.

Причины меланхолии сводимы к этическим и вне-социальным проблемам и контактам. Обобщение происходит сверху-вниз (с обще-мирового уровня – к личностному): "мир в целом ничего хорошего в себе не содержит, все плохо; чего же ждать от этого человека? Ведь он – часть мира; чего ждать от Бога, ведь он породил этот мир; и, тем более, чего можно ожидать от меня – самого ничтожного из людей?" В основе чувства вины – интравертно-экстернальная установка.

Если при депрессии человек переживает утрату порядка и красоты (в отношениях, мире и пр.), то при меланхолии человека впечатляют искажения и уродство (отношений, мира и пр.) Если причины депрессии мы, не затрудняясь, обнаруживаем в истории социальной личности, то причины меланхолии – в истории личности духовной, этической, а то, и мистической.

При депрессии человек ожидает помощь от людей, при меланхолии даже на Бога слабая надежда; сама же тема "Бог и я" весьма значима. А, поскольку и "Бог" и "Я" видятся несостоятельными, то здесь наблюдается особый негативизм и стройная система деструктивно-ориентированных представлений и понятий.

В случае же депрессии мы, скорее, отметим переживания человека по поводу разрушения стройной системы конструктивно-ориентированных представлений и понятий. Меланхолия, скорее, приведет к мизантропии, депрессия – к сокрушению.

Если при депрессии мы почти всегда наблюдаем на переднем плане проблему чувств, то при меланхолии – проблему ума. Поясню: в фундаменте возникновения депрессии лежит проблема ума (невозможность обобщения травматического события из-за отсутствия видимого смысла); в то время как в основе меланхолии лежит проблема чувства (невозможность обобщения из-за малости объясняющего и примиряющего чувства, малодушия).

Потому-то при депрессии душевные переживания характерно выражаются как ноющая, тянущая боль и тяжесть в груди (часто, наряду с другими заболеваниями). А при меланхолии очень сложно и хитро организованный сверх-контроль, пускает по кругу "страх-чувство вины-страх", маркерами которых становятся мигрень и нарушение обмена веществ.

М: "Конечно, как мне не бояться этого контроля! Это – зверь, это в голове".

У некоторых пациентов депрессия может перерасти в меланхолию, в то время, как меланхолия никогда не упрощается до уровня депрессии. При меланхолической депрессии могут наблюдаться отдельные признаки меланхолии, но это не есть меланхолия в чистом виде.

При меланхолии пациент имеет более неблагоприятные перспективы попасть в шизофрению, чем при депрессии, тем более что здесь "имеют место тяжелейшие формы деперсонализационных расстройств и отчуждения воспринимаемой реальности: мира больше не существует, самого больного также больше нет, но поскольку он выглядит живым, он должен жить вечно (нигилистический бред)".

Попасть в меланхолию есть большие шансы у психастеников, также постоянно ищущих необыкновенную любовь, колеблющихся в выборе между умом и чувством, и выбирающих, как правило, в качестве защиты, ум. Но у шизоидов эти шансы выше, поскольку у них "между" умом и ощущением находится очень слабо развитое чувство (что и является самой трудной частью их психотерапии – на столько скомпенсировать их мироощущение и мировосприятие, на сколько это возможно для допуска чувств).

И вновь вопрос: почему вместо такого, игнорируемого, явления, как меланхолия, внимание психиатрии полностью сосредоточено на "депрессии"? Может быть, действительно, типичной в наше время является проще организованная депрессия, а не сложная своими духовными противоречиями меланхолия?

Тогда, вероятно, в очередной раз (как это случилось в первой четверти 20-го века, когда истерия стала уступать место шизофрении) мы становимся свидетелями изменения доминанты "души нашего времени", которую гораздо меньше теперь волнуют вечные вопросы, а все больше – вопросы "повышения качества жизни".

Только это не означает, что меланхолия исчезла, но означает, что на нее не обращают внимания, поскольку общество в "таких" не особо-то и нуждается. Смею напомнить, что к "таким" относятся Бодлер, Верлен и многие другие великие люди, умеющие видеть обратную сторону Луны.

По моим представлениям, глубокие различия депрессии и меланхолии обусловлены, прежде всего, существенной разницей в образе смерти и отношении к ней. Ибо смерть, и в первом, и во втором случае – главный персонаж внутренних событий и переживаний, но представляющийся в разных одеждах.

Так, в начале депрессии "смерть" всегда имеет субъективно-метафорический характер т.е. расставание, утрата, непредвиденные и не запланированные изменения, к которым не готов и пр., воспринимаются как смерть. Собственно, ее внезапное появление в мире жизни, где ее как бы и не было, сообщает одиночество, чем и расстраивает настроение.

На второй стадии она (смерть) приобретает объективные – внешне-наблюдаемые и фиксируемые черты: происходит выраженное снижение либидо и наступает состояние упадка, убивающее саму потенцию желания.

"Торможение угнетает любые формы инстинктивной деятельности; оно может быть выявлено объективно. Больной не хочет предпринимать каких бы то ни было усилий. Редукция импульса к движению и деятельности приводит к полной неподвижности. Никакие решения не могут быть приняты; никакие действия не могут быть начаты. Ассоциации затруднены. Больные почти ни о чем не думают; они жалуются на полное расстройство памяти, бессилие, отсутствие эмоций, внутреннюю пустоту. Упадок настроения проявляется у них в форме болезненного ощущения в груди и теле. Их тоска настолько глубока, что весь мир видится им в мрачных, серых, безрадостных тонах. Во всем они стремятся обнаружить только неблагоприятные, несчастливые моменты. Они обвиняют себя в совершенных некогда неблаговидных поступках (идея самообвинения, собственной греховности), в настоящем им ничто уже не светит (идеи самоуничижения), а будущее внушает только ужас".

Депрессия, как правило, охватывает чувствительного и ранимого человека, который вообще – "по жизни" – склонен расстраиваться в неблагоприятных для себя ситуациях. Но, в отличие от "расстройства" в простых случаях, в ситуации серьезной психотравмы настроение такого человека подвергается выраженной фрустрации, и организм (в том смысле, в котором этот термин употребляется в гештальт-терапии) не справляется.

Наступает снижение либидо, и это становится "спусковым крючком" глубоких, душевных, процессов. Хотя, безусловно, клиническая практика знает огромное количество случаев реактивной депрессии у людей с совершенно разными характерами. По сути, причиной депрессии становится внезапное озарение: бытие – это не только жизнь. В нем есть смерть. И она выражается в утрате любви.

Не то же самое мы наблюдаем при меланхолии. Человек, страдающий меланхолией, либо изначально появляется в "мир одиночества и смерти", либо, в результате страшного глубинного переворота, внезапно видит, что перед ним – "мир смерти, не жизни".

Иными словами, страдающий меланхолией выделяет смерть, а не жизнь как основную фигуру Бытия. Поэтому его Бог – карающий, несправедливый и справедливый одновременно (тема наказания). Тоска, уныние и печаль – это состояния глубокого сущностного разочарования по поводу такого мироустройства, в котором нет той, необыкновенной, любви. Процессы деятельности протекают вяло, с насильственным побуждением себя. Витальные силы продуцируются с целью поддержания хоть какой-то жизни в теле, пока не наступит смерть (М: "принято, положено жить").

Но в целом в них нет необходимости. Поэтому они расходуются "на смерть", которая занимает важнейшее и наипочетнейшее место в размышлениях и рассуждениях. Здесь мы не встретим затрудненного ассоциативного процесса, напротив, – множественные связи и параллели, объясняющие, почему именно так устроен мир.

Страдающий меланхолией не будет жаловаться "на полное расстройство памяти, бессилие, отсутствие эмоций, внутреннюю пустоту (Ясперс)", скорее, – на "вымотанность" (мутит). Его переживания очень богаты разочарованиями в мире, а память на "факты" очень крепка. Аутоагрессия развита сильнее, чем при депрессии.

Поэтому при меланхолии пациентам свойственны высокий уровень и суицидальности (потенциальной опасности для себя), и летальности (способности и высокой вероятности покончить с собой – терминология по Шнейдману). Потому меланхолия так близка к шизофрении, но только близка, а не идентична.

"При шизофрении мы имеем нарушение цельности личности, разорванность и непонятность мышления, неестественность и странность поведения, и эмоциональную тупость. В противовес этому у нашей больной единство личности сохранено полностью, она понятна и естественна с начала и до конца, притупления же чувств не только не наступило, а наоборот,- эмоциональная жизнь, сосредоточившись на одном чувстве тоски, сделалась необычайно интенсивной".

Причина меланхолии (врожденная или приобретенная) в знании: бытие – это смерть. Она выражается в отсутствии любви. Очевидно: депрессия и меланхолия разворачиваются на разных уровнях: первая – на эмоционально-чувственном (телесном), вторая – на душевном.

В средние века было принято считать меланхолию "баней дьявола", внутренней областью опасности, тем "местом" души, через которое дьявол может легко проникнуть вовнутрь. В первую очередь выделяли влияние Сатурна и связанной с ней "матерью демонов".

В переводе на наш современный психологический язык, при меланхолии доминируют угрожающие и пугающие деструктивные силы личностного бессознательного. В особых, достаточно часто возникающих, психических состояниях они связываются с аналогичным уровнем коллективного бессознательного (Черная Мать), поддерживающим в человеке влечение к смерти и стремление "заразить" этим состоянием других.

"Меланхолик делает отчаянную попытку защититься от фобии, истерически отбрасывая ее на другого, то есть, пытаясь заразить другого смертоносным влечением к смерти, это и означает быть меланхоликом".

Задержимся на миг на особом характере фобии: это – ужас поглощения. Страстно-ненасытно желая получить "ту самую" любовь, меланхолик изо дня в день создает и упрочивает фантастическую гигантскую структуру-образ "идеальной любви", от которой находится в гипнотической зависимости.

Но, в связи с тем, что образ этот не живой, а виртуальный, дать (любовь) он не может. Поэтому его создатель поглощается им, и это вполне психо-физически ощущается как ужас поглощения. Не правда ли, вполне коррелирует с мифом о Кроносе и представлении о времени, повернутом вспять? Часто фобия сопровождается стигмой "пустоты, дырки в груди", смысл которой сводится к "прорве, не насыщаемой чувством".

Здесь следует отметить, что большинство меланхоликов (по моим исследованиям – до 60%) отмечены особым типом врожденного левшества – психическим, и этот тип не всегда (лишь в 20-25% случаев) коррелирует с моторным или сенсорным. Иными словами, это – общее левшество, узнаваемое извне как чувствование и мышление в "стиле" правого полушария.

Характерно, что такой тип асимметрии обусловливает способность к обобщению в "особом" состоянии сознания. Возможно, такое врожденное левшество в случае его декомпенсации личной историей (дефицит любви) как-то влияет на развитие меланхолии. Возможно, также, врожденная дисфункция желчевыводящих протоков или предрасположенность к ней, соответствует на физическом уровне особой, таинственной, врожденной "духовной дисфункции".

Из-за первой невозможно полноценно перерабатывать пищу и усваивать ее полезный результат, вторая создает невозможность отделения "зерен от плевел", деструктивное обобщение: "бытие – это смерть". Безусловно, все это срабатывает лишь на материале личной истории, но между двумя дисфункциями, по моему представлению, существует не причинно-следственная, а конгруэнтная связь.

При депрессии деструкция-смерть вторгается извне (событие), подавляя волю и стремясь разрушить через резкое ухудшение настроения гораздо более упорядоченный, чем при меланхолии, уровень личностного бессознательного человека. Особые психические состояния возникают гораздо позже, когда от истощения волевых процессов и недостаточной деятельности лобно-височных структур мозга (особенно, слева) начинают доминировать подкорковые структуры мозга и "правый мозг" в целом, создающие условия для возникновения "особых состояний сознания".

С присущим человеку правшеством или левшеством, по моим наблюдениям, это никак особенно и не связано. Но, следует подчеркнуть, что при сенсорном левшестве депрессия протекает острее, чем при моторном, и, в целом, при левшестве – глубже, чем при правшестве. Конечно, и здесь мы обнаруживаем в материале личной истории связь с недолюбленностью и уязвимостью воли.

В процессе исследования было обращено внимание на то, что соматические явления при меланхолии и при депрессии разнятся, и вряд ли их следует относить к
одному классу – "психосоматическим болезням". Мне бы хотелось подчеркнуть, что к такому классу заболеваний до сих пор относили лишь те, которые являются следствием психологических причин личности.

Меланхолия же сама по себе коренится не на уровне социальной личности, а на гораздо более глубоком уровне: либо в первичной телесности еще не рожденного ребенка, либо в душе. В ходе клинического анализа обнаружились также существенные нюансы, не позволяющие идентифицировать недуги даже на уровне состояния/настроения.

Эти нюансы при меланхолии и депрессии различаются по отношению к бытию и его составляющим (жизни и смерти, их образам и смыслам) уже на уровнях эндогенный/психогенный. Также в случае меланхолии причины обобщения находятся на уровне мировосприятия, в случае депрессии – на уровне миро-представления.

Поэтому при меланхолии деформация и деструкция происходят на уровне миро-представления, а при депрессии – на уровне мировосприятия. Исходя из сказанного, считаю, что более адекватным было бы считать депрессию явлением психосоматическим и позиционировать ее как "расстройство настроения, приводящее к снижению либидо и состоянию упадка (снижение иммунитета, способствующее соматическим заболеваниям); в основе депрессии – психогенная деформация целостной картины бытия (появление метафорической смерти)".

Меланхолию же я представляю себе как "душевный недуг и особое состояние телесности, характеризующееся соматическими стигмами; в основе меланхолии – врожденное или приобретенное нарушение целостной картины бытия (смерть-символ)". Мне представляется, что такие нюансы позволяют различать "психосоматику/стигму" и преломление темы смерти как основные критерии дифференциального диагноза: депрессия или меланхолия.

Если принять к вниманию приведенную выше клиническую картину, то становится очевидным, что психотерапия депрессии и меланхолии просто обязана быть разной. В первом случае мы помогаем пациенту справиться с темой смерти и вернуться к нормальному бытию (не только "жизни"), во втором – узнать, что, помимо смерти существует жизнь, и вместе они составляют бытие.

Такая работа не может полноценно проводиться только вербально. И, хоть вне вербального взаимодействия она просто неосуществима (особенно, в случае меланхолии), необходимо подключение телесной психотерапии, поскольку состояние переживается телесно. Ясно, что каждый специалист имеет излюбленный инструментарий, и, действительно, на определенных этапах работы могут быть задействованы техники из разных подходов телесной психотерапии – по ситуации.

Однако, в связи с имеющими здесь место закономерностями, стоит придерживаться некоторых подходов и принципов. В частности, как мне видится по опыту, одним из наиболее адекватных подходов в работе и с депрессией, и с меланхолией является танатотерапия. Призванная налаживать контакт с процессами смерти и умирания, она располагает соответствующими концепцией, методом, техниками и феноменологией.

Опыты, полученные на сессиях танатотерапии, способны очень серьезно способствовать изменению мироощущения и мировосприятия. По этой причине такие занятия могут пронизывать весь курс психотерапии, периодически уступая место другим техникам – по ситуации.

Что же до вербального взаимодействия, то ни в случае депрессии, ни, тем более, в случае меланхолии, невозможно заранее предвидеть, в каком концептуальном и практическом ключе оно будет разворачиваться.

Однако, если психотерапевт взялся справляться с меланхолией, но его рабочая установка (или неподготовленность) диктует ему избегать беседы на философские или религиозные темы и провокации, то, скорее всего, его ждет очень трудное испытание: меланхолия царит в духовной (этической) сфере, и способствовать изменениям в мировоззрении, тем более, в миро-представлении, не вступая в эту сферу и не сталкивая мизантропический настрой пациента с гуманистическим мировоззрением терапевта, практически невозможно.

Ясно одно: чем гибче и образованнее психотерапевт, тем свободнее он перемещается "между" психотерапевтическими и иными концепциями, проходя разными путями к цели терапии – способствовать тому, чтобы в телесности и душе восстановился баланс жизни, смерти и любви, что, по моему представлению, составляет основу гармоничного Бытия.

Доктора говорят, депрессия из острой фазы незаметно перетекает в более тяжелую, хроническую форму. Справляться с ней намного труднее. Давить меланхолию следует в зародыше.

Есть и еще одно мнение, подтвержденное наблюдениями: депрессия передается нам по наследству.

Если, среди ваших близких родственников есть унылые и депрессивные люди, вам труднее будет справиться с этим состоянием. Но трудно, не означает невозможно.

И еще кое-что из неприятного. Если вас хоть раз эта пакость посещала, почти сто процентов гарантии, что она заявится снова.

Эти знания мы должны принять только как знание. Ни в коем случае не настраиваться на ожидание неизбежного. Может вы как раз в том редком одном проценте, который раз и навсегда депрессию изжил.

Знание это не должно нам мешать жить, раз уж такое счастье нам выпало.

Что нужно знать, чтобы распознать врага и принять своевременные меры. О некоторых способах борьбы и диагностики рассказано в статье »

Какие признаки депрессии должны вас насторожить?

— В вашей привычной жизни неожиданно произошло что-то, что переменило вашу жизнь.

Потеря работы, утрата близкого человека, расставание с любимым, перемена места жительства и прочее, и прочее… У вас опустились руки, и вы не видите смысла в дальней шей жизни.

— Вы начали ссориться со всеми подряд и взрываетесь по любому поводу. Достается и правым и виноватым. Конфликтность зашкаливает.

— У вас пропало желание общаться с друзьями, ваша семья вас раздражает, потому что не дает возможности уединиться, замкнуться в себе. А вам так не хочется, абсолютно ни с кем, разговаривать, вы не желаете никого видеть.

— На вас нападает постоянная сонливость или вы, напротив, перестали спать, и бессонница стала вашей ночной подругой.

— Состояние это длится не одну неделю, и вы не можете припомнить ничего радостного за это время. Краски только одного коллера: серо-черного.

— Вы не хотите одеваться, краситься. Вам все равно как вы выглядите.

Враг обнаружен. Значит, вы готовы бороться с депрессией.

Если чувствуете, что сами не можете взять ситуацию под контроль, обратитесь к психологу, посетите врача. Пройдите обследование.

Но, сначала примите самые простые меры. Все о них знают, но мало кто выполняет. А вам это сейчас жизненно необходимо.

Как бороться с депрессией:

— Наладьте полноценное питание, богатое витаминами. Через «не хочу» поначалу.

— Начните гулять перед сном. Бросьте все и выйдите на улицу. Гуляйте долго, до утомления.

— Примите расслабляющую ванну с травами и ложитесь спать, соблюдая определенный ритуал. Строго в одно и то же, время.

— Отведите на сон не менее 8 часов, не вскакивайте, если вам не спится. Постарайтесь думать о чем-то приятном. Сказки начните сочинять про фей и гномиков.

Стихи на память читайте.

Близкие поймут или не поймут — это в данный момент вас волновать не должно. Вы-то сами понимаете, что ваше здоровье превыше всего.

Ищите дело, способное вас увлечь, даже, если вам совершенно ничего не хочется и все валится из рук.

Вот ваши первые шаги, которые вы должны предпринять сами, не обращаясь к помощи специалистов.

Возможно, их окажется достаточно. Вы вновь начнете с удовольствием встречаться с друзьями, проблемы близких станут обыденными, а не глобальными.

Вы вернетесь к полноценной жизни и ни меланхолия, ни депрессия не смогут разрушить ни вашего здоровья, ни вашей личности.

Вы можете пройти тест, который вам поможет понять свое состояние лучше.